– К кому угодно. Только убей этого ублюдка и всех, кто с ним!

– Обязательно убьем. Но Уворен не хотел, чтобы твоя дочь умерла, Текоа. – Текоа ощерил зубы. Было видно, что сама мысль о том, чтобы начать обсуждать мотивы Уворена приводила его в бешенство. – Убийство Кетуры только породило бы к нам сострадание. Он просто хотел заставить ее быть слабой. И тогда все бы увидели, как слабы те, кто идет за мной. Он хотел разбить наш альянс и разрушить мой брак. Ради этой эфемерной цели он и отравил твою дочь. На этот отчаянный шаг его толкнули мы вместе, а значит, и вместе должны ударить в ответ.

– Я хочу остаться с дочерью, – сказал вдруг Текоа.

Роупер тут же отошел в сторону.

Несколько мгновений Текоа Урильсон стоял на месте не шелохнувшись, затем потянулся к ручке двери.

Кетуру тошнило всю ночь. Текоа и Роупер не отходили от ее постели ни на шаг, по очереди опустошали ведра и поили ее водой. К тому времени когда первые рассветные лучи проникли в окна, рвота прекратилась. Но Роупер не мог сказать точно, что это значит – прекратилось ли действие наперстянки или у Кетуры просто-напросто кончились силы. Они стали давать ей еще больше воды и поить раствором кислицы – сильным мочегонным средством, которое поможет вывести уже впитавшийся яд. Кетура настолько ослабла, что Роупер даже стал переживать – не убьет ли такое лечение раньше яда.

Несколько часов спустя пришел Харальд, проведший полжизни на службе у Текоа, и нерешительно застыл на пороге двери. Текоа обернулся, чтобы рявкнуть на того, кто посмел их побеспокоить, но замер, увидев там Харальда, робко державшего в руках мед. Мед был налит в большой глиняный горшок и обошелся скромному легионеру, должно быть, в целый недельный заработок.

– Подарок для мисс Кетуры, – сказал Харальд и неуклюже, едва не пролив, поставил горшок на стол. – Простите за беспокойство, милорд.

Он развернулся и поспешил к двери.

– Харальд, – окликнул вдруг Текоа. – Я скажу ей, когда она очнется. Это было от души. Ты необыкновенно добрый.

Харальд посмотрел на него и улыбнулся. Затем, шаркая ногами, вышел вон.

– Черт меня дери! – воскликнул Текоа, бросив взгляд на Роупера и даже слегка повеселев. – У этого человека есть сердце.

Но Роупера терзали совсем другие мысли.

– Мы можем быть уверены в том, что мед не отравлен?

Текоа убежденно помотал головой.

– Она выросла на его глазах. Если нельзя доверять ему, то кому вообще можно?

Теперь, когда Кетура просыпалась, они давали ей ложку меда с водой и кислицей. Мед, казалось, придавал ей силы: моменты прихода в сознание становились все продолжительнее и устойчивей. Когда наступил вечер, Роупер рассудил, что Кетура достаточно окрепла для того, чтобы ее можно было перенести в дом Текоа. У него же имелись серьезные основания на то, чтобы остаться: сразу же после того, как Хелмиц спустил Кетуру по спиральной лестнице и отнес к ожидающим ее носилкам, Роупер поручил вызвать к нему Вигтра Быстрого.

Роупер уже знал, что Вигтр высок, но он даже не представлял, насколько огромным тот окажется, войдя в его покои. Когда Хелмиц пригласил его внутрь, Вигтру пришлось сильно пригнуться – так, чтобы не зацепить головой перекладину дверного проема. Выглядело это так, будто он сделал глубокий поклон.

– Ликтор! – поприветствовал его Роупер. – Не желаешь выпить со мной березового вина?

Для ликтора это было честью.

Он был настоящим гигантом – возможно, самым высоким человеком, которого Роуперу доводилось встречать. Вигтр был на целый фут выше, чем он сам, выше даже берсеркера Тарбена, одержавшего победу на пиру в честь Черного Лорда (но не таким массивным). Руки ликтора были огромны – каждый палец толщиной с руку ребенка. Суставы пальцев древесного цвета и предплечья бугрились перекатывающимися мышцами. Передавая ликтору полный кубок вина, Роупер внимательно изучал, как тот двигается, как держит равновесие, как берет кубок левой рукой и как смотрит (словно на стену позади Роупера, а не на него самого). Вигтр носил длинные черные волосы и высокие сапоги из темно-коричневой кожи. Вместо обычной шерстяной туники на нем была спилковая[40] куртка с приколотой над сердцем брошью из слоновой кости, на которой можно было различить герб Дома Балтасара. На нескольких пальцах блестели толстые золотые кольца, а пряжка ремня была украшена затейливым серебряным узором. При виде такой откровенной демонстрации личного богатства поднял бы брови даже Уворен. Подобное поведение было почти возмутительным и в Черной Стране не одобрялось. Ведь статус анакимских мужчин строился на фундаменте из героических деяний и воспоминаний о них, а не из телесных украшений.

Получив приглашение, Вигтр устроился в тисовом кресле, отчаянно скрипнувшем под его весом, и вытянул перед собой ноги. Затем посмотрел на Роупера ленивым самодовольным взглядом. Роупер сосредоточился на задаче. Он забыл Кетуру. Забыл о чуме, свирепствующей на улицах. Забыл об Уворене и негодовании Текоа. И, что самое болезненное, – он забыл о Грее и о том разочаровании в его глазах, которое промелькнуло, когда Роупер предложил связаться с Вигтром.

Эта встреча потребует ясной головы.

Добросовестно и прилежно Роупер приступил к делу – к попытке очаровать Вигтра. Он заметил, что серые глаза Вигтра задержались на черепе лося. О,