проницательности этих людей я не сомневался. В преданности империи тоже.

Вот когда поручик Берзиньш пошёл проводить работу со своими людьми, я занялся организацией никому не ведомой судебной структуры. Моя организаторская роль заключалась в том, что я подозвал офицеров и казака и в приказном порядке назначил их, так сказать, судебными заседателями. Робкое замечание поручика Симонова о том, что никто из них даже не представляет, как вести эти судебные заседания и как оформлять их протокол, меня не смутило. Я тут же расширил тройку, введя туда с правом совещательного голоса ещё одного человека. И это был профессиональный юрист. Он был жителем Петрограда и совершенно случайно оказался на станции в момент, когда её захватывали латышские стрелки. Какая-то нелёгкая заставила его сделать замечание одному из мятежников. После этого он, лишившись пенсне, части своего гардероба и пары зубов, оказался в сарае с другими задержанными. Когда я беседовал с отбитыми у мятежников гражданскими, он долго рассыпался хвалебными эпитетами и благодарил меня за освобождение сугубо мирных людей. А также грозился засудить мятежников за пренебрежение к жизням мирных граждан и издевательства над ними. Именно его слова явились первопричиной идеи о создании судебной тройки и того, что пусть сами потерпевшие решают судьбу мятежников. Я не привык откладывать дела в долгий ящик и пригласил юриста принять участие в нашей беседе. Объяснить, какой я вижу эту чрезвычайную структуру, мне не удалось, обстоятельства не позволили. Появился бронепоезд, и все мои благие намерения вылились в распоряжения, отданные юристу:

– Владимир Венедиктович, времени совсем нет. Видите, вон бронепоезд прибывает, а значит, предстоит бой с врагами империи. Вы уж сами продумайте, как вести судебное заседание и как будет выглядеть его протокол. Мои офицеры в этом ничего не понимают, поэтому весь регламент и протоколы за вами. Бодягу разводить не надо. Рассмотрение всех дел должно занять не больше двух часов. Враг не спит, и если суд будет работать по стандартной процедуре, то эти звери вообще избегут наказания. А значит, в следующий раз вас ничто не спасёт от мятежников и террористов.

Рассуждения юриста по этому поводу я уже не слушал – направился в сопровождении Хватова и Первухина к бронепоезду, остановившемуся метрах в ста от нас. Симонов тоже должен быть подойти к бронепоезду. Но прежде он должен отправить пленных в место их содержания. А самое главное, подобрать комнату в станционном здании для юриста, в ней же будет проходить заседание тройки. До начала этого заседания Владимира Венедиктовича должен был опекать Сергей. А вернее, юрист должен был хоть немного подучить казака излагать свои мысли в приемлемой форме. Это я попросил Владимира Венедиктовича попытаться объяснить казаку, как не в грубой форме изложить, какое наказание должен понести подсудимый мятежник. Ну а Сергей в свою очередь должен был обеспечивать юриста самым необходимым – чаем, бумагой и чернилами.

Усталость давала о себе знать – целый день я был на ногах и даже ни разу не присел. Поэтому, забравшись в штабной броневагон, я сразу же занял уже привычную скамейку и слушал доклад штабс-капитана Овечкина сидя. При этом думал: «Хорошо всё-таки быть великим князем. Все офицеры воспринимают моё поведение как должное». По словам командира бронепоезда, операция прошла на отлично. Ни один из мятежников и немецких наймитов не ушёл с территории, обработанной артиллерией бронепоезда. На это его утверждение я воскликнул:

– А вы откуда знаете? Может быть, части мятежников удалось избежать химического поражения?

– Я посылал туда разведчиков, облачённых в балахоны и противогазы. Ничего живого в районе, обработанном артиллерией бронепоезда, не осталось.

– А почему же вы не вынесли тела погибших казаков? Этих ребят нужно похоронить с почётом и отпеванием!

– Сейчас это сделать невозможно – газ ещё активен, и пострадают наши люди. А вот через сутки это можно сделать совершенно спокойно.

– Хорошо, Павел Александрович, так и поступим. Юнкерам придётся здесь задержаться, чтобы достойно похоронить погибших казаков и собрать оружие, оставшееся после мятежников. Миссия бронепоезда в этой операции практически закончена. Осталось сделать последний штрих – помочь ребятам поручика Симонова взять оплот мятежников.

Я стал излагать план, который предложил Симонов. Но закончить мысль не успел, появился сам поручик. Вот ему я и поручил изложить свои мысли по поводу ликвидации последнего оплота мятежников. В общем-то, план не встретил возражений штабс-капитана. Тот только заметил, что кирха может оказаться крепким орешком. И она выдержит попадание девяти трёхдюймовых снарядов. Штабс-капитан был уверен в своих наводчиках, поэтому предложил альтернативный выход. Прямой наводкой вогнать в окна кирхи пару химических снарядов. На мои опасения, что если взрывы снарядов произойдут вне кирхи, то образуется облако, содержащее отравляющий газ, от которого могут пострадать мирные жители, штабс-капитан уверил, что этого не произойдёт. Если даже снаряды взорвутся вне кирхи, то мирные жители не пострадают. Концентрация отравляющего газа от взрыва всего двух снарядов будет мала, чтобы представлять опасность для людей, находящихся в 200–300 саженей от места взрыва. Подумав, я разрешил применить только один химический снаряд. На этом обсуждение закончилось, и настала пора действий.

Всё происходило рутинно и спокойно. Бронепоезд дёрнулся, начиная движение, а через пару минут остановился напротив здания, внешним видом напоминающее старинный форт. Из него по бронепоезду начали стрелять, и не абы чем, а из пулемёта. Да… взять такой форт, это тебе не лобио скушать. Бронепоезд стоял под градом пуль несколько минут, не сделав ни одного выстрела. Затем рявкнула трёхдюймовка, и на стене кирхи появилось пыльное облачко. За трёхдюймовкой прогрохотало шестидюймовое орудие, и наступила тишина. Никто уже не стрелял по бронепоезду. Следов попадания снаряда в кирху я не видел. Получается, что штабс-капитан не хвастал, и его наводчики действительно мастера. Сработали с ювелирной точностью, вогнав снаряд в окно кирхи. «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить», – подумалось мне. И как бы в ответ на эту мысль бронепоезд опять дёрнулся и пополз обратно к станционному зданию.