– Ума не приложу, для чего ты меня заставила его сюда тащить.

– Скоро узнаешь, – устало вымолвила Мари. – А теперь сострой из себя прилежную ученицу и заходи. Поедим – и скорей бы этот вечер закончился.

– Не очень-то добрая из тебя наставница, – сказала Зора капризно, так что Мари едва не вышла из себя. Опустив голову, Мари встретила взгляд Ригеля. Оба хором вздохнули, и Мари шепнула щенку: «Неудивительно, я ведь ни к кому в наставницы и не просилась».

– Красиво у тебя в норке, а чистота какая! Неужели это все ты рисовала? Так здорово!

Мари исподлобья глянула на Зору.

– В твоих устах не очень-то похоже на похвалу.

– Я же не виновата, что столько всего на меня обрушилось. – Зора завороженно листала рисунки Мари. – Даже не верится: у тебя такой дар, а ты его скрывала от Клана!

– А на что бы мой дар сгодился? Картинки для них рисовать? Вот уж не думала, что Клан пропадет без набросков углем!

– Не ехидничай, – сказала Зора, а сама так и пожирала глазами рисунки.

– Я не ехидничаю. Не думала всерьез, что кому-то в Клане нужны мои наброски. – Мари помешала рагу, подбросила в духовитое варево еще горсть грибов.

– Ты что, не бывала в других норах, кроме своей?

– Бывала, у Дженны с отцом, – отозвалась Мари.

Зора фыркнула:

– Подумаешь, берлога холостяцкая! А в норах у женщин ты не гостила ни разу?

Мари внимательно посмотрела в серые глаза Зоры. Конечно, разговор был неприятный, но Мари испытывала чувство освобождения, наконец-то рассказывая правду.

– Мне едва минуло пять зим, когда на коже стали проступать солнечные узоры. Мама и до этого красила мне волосы, но ничего другого не требовалось, чтобы скрыть, кто я на самом деле. Тогда я всюду ходила с ней. Точнее, днем ходила, а по ночам сидела здесь взаперти.

– Совсем одна? Такая маленькая?

Мари кивнула.

– Мои первые воспоминания – как я засыпала под дверью, чтобы под утро услышать, как мама постучит.

– Тяжело, наверное, приходилось вам обеим, – вздохнула Зора.

– Да не так уж и тяжело. Главное, что мы были вместе. – Мари вновь принялась помешивать рагу. – Так что у женщин в норах я гостила, но была тогда совсем крохой и мало что помню. Запомнилось лишь, что они казались огромными и полными всяких диковин.

– Да, предметов искусства – статуэток, гобеленов и прочего. Странно, что Леда тебе не рассказывала о том, как принято украшать норы. Твой дар пригодился бы в Клане, если бы о нем знали. – Зора обвела взглядом своды норы. – А еще странно, что стены у вас не расписаны. Ты ведь умеешь писать красками?

– Умею, конечно. Мы с мамой подумывали о том, чтобы я расписала стены, но, как видишь, решили насадить побольше грибов-фонариков и мха- светожара, чтобы мне было светлее по ночам, пока я ждала ее. – Мари указала на очаг. – А это моя работа.

– Какая прелесть! – Зора залюбовалась нежными лазоревыми цветами, которые будто росли из каминной полки, как живые.

– Незабудки, мамины любимые цветы.

– Одно слово, чудо! Ты замечательная художница. В Клане твой дар точно ценили бы, особенно учителя. Твои рисунки пригодились бы, чтобы учить детей читать и писать.

Мари очистила еще один зубчик чеснока, раздавила его ножом, бросила в чугунок и принялась резать зеленый лук. Она обдумывала слова Зоры, вертела их в голове, силясь понять, что заставляло Леду скрывать ее дар. Спору нет, Леда прежде всего заботилась о ее безопасности и жила в вечном страхе: а вдруг тайна откроется и Мари изгонят из Клана? Но не слишком ли была Леда озабочена сохранением тайны? Мари вообразила на миг, что ее ценят за что-то, лишь ей одной данное, что она не так зависит от матери – и несказанная тоска накатила на нее.

Ригель заскулил, прижался к ногам Мари теплым мускулистым боком. Мари глянула на него, улыбнулась.

– Все хорошо. Я просто представила, что было бы, если… – Мари потрепала пса по макушке.

– Ты все время с ним разговариваешь, – заметила Зора.

– Да! Он внимательный слушатель, – похвалила Мари.

– Ты с ним так беседуешь, будто он тебя понимает.

– Да, понимает.

– Честное слово?

– Честное! – Мари глянула на Зору и, прочтя на ее лице лишь праздное любопытство, добавила: – Между мной и Ригелем узы на всю жизнь. Он избрал меня в спутницы. И это не пустые слова. Это означает, что мы одно целое. Мы чувствуем друг друга. А если я в мыслях рисую образ и ему передаю, он его