убедившись, что он полон, перекинула через плечо. Поймав ясный, умный взгляд щенка, Мари сосредоточилась, пытаясь передать ему спокойствие и уверенность.

– Сегодня особая ночь. Мы не просто выходим на минутку, чтобы ты облегчился. Мы идем на разведку. Вести себя нужно тихо. Тише воды ниже травы. Чтобы никто нас не заметил.

Ригель все понял, Мари точно знала. Щенок, разумеется, не отвечал ей словами – собаки не говорят. Но у Мари появлялось ощущение полноты и понимания, и с каждым днем, что Ригель был рядом, оно росло и крепло.

– Вот мы и готовы – лучше не бывает. Пошли.

Мари открыла дверь, взяла дорожный посох, стоявший на обычном месте. Ригель послушно следовал за ней, пока она расчищала ему путь сквозь колючий ежевичник, чтобы он целым и невредимым миновал лабиринт потайных тропок вокруг норы. За все время он не издал ни звука, будто знал Мари не считаные дни, а долгие зимы.

Миновав ежевичник, Мари задумалась, какой дорогой идти дальше. Сегодня Леда назовет преемницу, а значит, она выбрала место просторнее и доступнее Лунной Поляны. Мари перебирала в уме возможности, пытаясь угадать, где нынче ночью будет объявлена важная новость.

Со стороны Клан мог показаться беспорядочной горсткой людей, отчаянно боровшихся за выживание на скудной земле, однако это далеко от истины. Землеступы представляли собой весьма развитое общество, со сложной системой мест для собраний между скоплениями нор. Люди клана Мари, искусные плетельщики, украшали свои жилища узорными пеньковыми гобеленами, плели затейливые корзины, сети, ловушки, даже одежду. Всеми делами Клана заправляли женщины, они принимали все решения – где рыть новые норы и разбивать сады, с какими из соседних кланов торговать и когда. Детей они учили чтению и письму, знакомили с мифами древнего мира, что канул в небытие и остался лишь в воображении людей.

И главное, Жриц Луны они чтили как живое воплощение Великой Матери-Земли и хранительниц Духа Клана.

Так где же соберется нынче ночью Клан плетельщиков? Ближе к какому скоплению укромных нор? Мари знала все места наперечет – они с матерью вместе составляли карты, правили их, заучивали списки наизусть. Да только мест много, а ошибиться нельзя. Мари не сможет присмотреть за мамой, если не разыщет ее до темноты. Только безумец или жертва ночной лихорадки станет бродить по лесу в одиночку после захода солнца.

Какой дорогой она пошла?

Мари остановилась, прислушалась в надежде уловить шорох в отдаленных кустах, хотя намек на то, куда направилась Леда – но ни звука, лишь сойка на соседнем дереве тревожно вскричала при виде Ригеля.

Мари опустила взгляд на щенка. Он сидел рядом, насторожив уши, и пытливо всматривался в темноту, будто чаща нашептывала ему секреты, лишь ему одному понятные.

Конечно! – сообразила Мари. – Он знает то, чего не знаю я – чует нюхом то, чего не чую я – слышит то, чего не слышу я. Мари присела подле Ригеля на корточки, взяла его морду в ладони и, поймав его взгляд, вызвала в уме образ Леды.

– Ищи, – велела она щенку. – Ищи маму!

Щенок немедля взялся за дело. Уткнув нос в землю, побежал змейкой, петляя туда-сюда, и вдруг замер, задрав хвост, перед узкой тропкой, что вела на северо-восток, и оглянулся на Мари.

– Вот умница, красавец! – Мари обняла щенка, поцеловала. – Если она пошла по этой тропе, значит, Клан собирается возле Рачьего ручья, рядом с зарослями вишни. Главное, помни – тише воды ниже травы. Никто не должен знать, что мы за ними следим.

Настал черед Мари вести Ригеля: она сошла с узкой тропы, опасаясь, что по ней потянутся на сходку опоздавшие, повернула на северо-восток и продолжила путь. Остановилась она лишь тогда, когда Ригель вырвался вперед и негромко заскулил, навострив уши и поджав хвост.

Мари опустилась рядом с Ригелем на колени и напряженно прислушалась. Ветерок, ласкавший ей лицо, донес тихое журчание ручья, и сквозь шум воды она расслышала родной голос, спокойный и ровный. Мари встала на четвереньки и поползла, Ригель двинулся за ней следом, и наконец они поравнялись с кустом остролиста, высоким, как дерево, и пышным, как сирень весной. Не замечая острых шипов на глянцевитых листьях, Мари и Ригель залегли под густыми ветвями. Мари уставилась из укрытия в даль, на крутой берег.

Рачий ручей, обычно прозрачный и неспешный, вился среди камней; его легко было перейти вброд, а вкусные раки водились здесь в изобилии. Однако в тот день после весеннего дождя вода в нем поднялась и замутилась. По ту сторону ручья берег был отлогий и плавно переходил в живописную лужайку, окруженную старыми вишневыми деревьями в бело-розовой пене. Это место собраний было у Мари одним из любимых, и она улыбнулась, вспомнив туманные дни, когда они с матерью ухаживали там за статуями Богини, будто выраставшими из-под земли. Статуй на лужайке было шесть, каждая втрое выше человеческого роста, и все в разных позах. Одни возлежали на боку, смежив веки, с блаженными улыбками на каменных устах, будто пребывали в вечных грезах. Другие опирались на камни, подставленные так давно, что уже никто и не помнил, откуда они взялись. И наконец, одна, ее любимая, лежала на животе, подперев руками подбородок, и улыбалась, словно знала чудесный секрет. Лицо, выточенное из серого камня, длинные пышные волосы из плюща, который Мари подрезала всего пару недель назад, сонным дождливым утром.

– То ли в магии тут дело, то ли нет, но они красивые, – тихо сказала Ригелю Мари. И обратила все внимание на Клан: Землеступы приветствовали друг друга, рассаживаясь вокруг изваяний Матери-Земли.