– Как бы там ни было, у тебя здорово получается. Мама готовила лучше, чем я, но твоя стряпня – это что-то особенное.

– Да уж! – Зора довольно улыбнулась, но внезапно посерьезнела. – Слушай, а что ты скажешь женщинам об этом? – она обвела рукой коротко стриженную белокурую голову Мари, ее тонкое лицо и чисто отмытую кожу, не покрытую маскировочной краской.

– Ну, очевидно, правду, – решительно сказала та.

– Всю правду? И о своем чудище тоже? То есть о Ригеле, не о Нике.

– Ник не «мой», но нет, конечно, о Ригеле и Нике я умолчу. Ну, во всяком случае, пока. Им и без упоминания о раненом Псобрате и овчарке будет что переварить, – сказала Мари.

– Возможно, о Нике вообще лучше никогда не говорить, – предположила Зора.

– Знаешь, наверное, очень скоро все же придется – ведь мне нужно будет рассказать, почему женщин Клана больше не берут в рабство, – заметила Мари.

– Знаешь, я думала раньше, что ты законченный пессимист, и это отчасти так и есть. Но вдобавок ты еще и идеалистка. Наверное, в отца, – решила Зора.

– Вот не знаю. Леда всегда искала светлую сторону в любой ситуации, – возразила Мари.

– Выходит, ты идеалистка по обеим линиям. Ну а я стараюсь смотреть на вещи трезво, и вот что, учитель: позволь дать тебе один совет.

– Давай, – согласилась Мари.

– Не надо рассказывать Нику о том, как вылечить паршу. Не стоит. Ни ему, ни кому-либо еще из Псобратьев, – сказала Зора.

– Но они все равно не смогут этого сделать. Даже если им открыть рецепт припарки, они не смогут призвать луну! – возразила Мари.

– А может, они смогут призвать солнце? Я видела, как ты что-то такое сделала, и твоя кожа засветилась. Разве ты не призываешь солнце?

– Может, и так, но я еще не расспросила об этом Ника. – Мари вспомнила прилив тепла и силы, который она испытала в день гибели матери, когда она случайно подожгла лес. – Но, думаю, ты права. Свечение – это точно от силы солнца. Просто я не знаю, как этим управлять.

– Думаю, в их Племени умеют, – предположила Зора.

– Наверняка. И я последую твоему совету. Не стану рассказывать Нику, как делать припарку. Во всяком случае, пока, – сказала Мари.

– На твоем месте, я бы вообще никому не рассказывала: ни ему, ни остальным. В знании – сила, Мари. Береги свою силу.

Мари серьезно кивнула в ответ.

Дальше они шли молча, погруженные каждая в свои думы, пока Мари не услышала радостного журчания воды, струящейся по гладким камням.

– О, гляди-ка, а вот и ручей. Повивальная нора там, за поворотом! Ты чувствуешь запах еды? Я вот нет.

– И я нет. Еще ни разу не было такого, чтобы в норе не варилось чего-то вкусненького! – Зора тоже принюхалась.

Они повернули и принялись взбираться по камням, выложенным в широкие ступени, чтобы вход в нору был максимально удобным. Мари подняла глаза, улыбаясь от предвкушения встречи, но улыбка сползла с ее губ.

Дверь в нору оказалась выбитой. Она болталась на петлях, точно выломанная злобным гигантом. Резное изображение беременной Богини, украшавшей ее, раскололось, когда дверь ломали, отчего и сама Богиня казалась расколотой надвое, и это пугало.

Зора прыжком преодолела верхние ступени и замерла на пороге. Нежно провела пальцами по разбитой Богине, точно желая исцелить ее прикосновением.

– Погоди, Зора, – тихо сказала Мари, доставая пращу и несколько гладких камней. – Я пойду первой.

– О, Мать-Земля! – прошептала Зора, испуганно всматриваясь в темную глубину. – Неужто ты думаешь, что там мужчины?

– Не знаю, – пожала плечами Мари. – Хотя жалею, что с нами нет Ригеля.

– Не думала, что придется в таком признаваться, но мне его тоже не хватает, – Зора посторонилась, пропуская Мари.

Мари была в Повивальной норе много раз, сопровождая Леду. Она представляла собой одно огромное, изобилующее пещерами помещение с огромным очагом и удобными лежанками. Внутри всегда стоял гул голосов женщин и младенцев, но теперь оттуда не доносилось ни звука. Глаза Мари, как и любого Землеступа, быстро привыкли к полумраку. Она заметила, что огонь в очаге погас, и принялась осматриваться. Всюду был разгром. Кровати валялись вдоль округлых стен, их остовы разлетелись в щепы; в беспорядке валялись шкуры и одеяла, которыми некогда укрывали беременных.

– Я никого не вижу, а ты? – прошептала Зора, которая стояла поодаль.

– Нет, но вон там была большая кладовая. Надо проверить.

– Одну я тебя не отпущу. – Зора подобрала кусок кроватного остова и взмахнула им, как дубинкой.

Вместе они пересекли разгромленное помещение и очутились у входа в дальнюю комнату. Лучшие мастерицы Клана когда-то соткали гобелен, отделявший кладовую от общей залы. Он изображал женщин Клана, собравшихся в кружок вокруг прекрасной статуи плодородной Матери-Земли, выраставшей из покрытой мхом земли и украшенной цветами и листьями папоротника. Все женщины улыбались и держали на руках довольных здоровеньких младенцев. Теперь прекрасная вышивка безжизненно свисала с деревянного шеста, разодранная в клочья. Мари отодвинула лоскуты гобелена в сторону и вошла.