– У него не забалуешь. Бывало, конечно, что которой-нибудь не нравилось, когда ее бросали, а другую приближали. Тогда такое начиналось… да только у него расправа короткой была. Одна, Дуська, вообще злая стала, грозилась соперницам выколоть глаза. Но вскоре пропала, а девчонки шептались, что Лефорт ее отдал людям Червя.
– Какого червя? – вытаращила глаза Муся.
– Неужто не знаешь? За Киевской, далеко, дикари живут, говорят. Верят, что все это, – Ника обвела рукой вокруг, – создал великий Червь. Ползает и ходы роет, в которых люди живут. Люди Червя убивают врагов отравленными стрелами. Вот им, вроде, и отдал он Дуську в обмен на что-то. Он своей выгоды не упустит.
– А зачем она им?
– Может, в жены кому, – равнодушно сказала Ника. – А может, съели – они ж дикие совсем.
– Съели? – вздрогнула Муся.
– Сама она виновата – нечего было бузить, – буркнула Ника. – А вообще-то сомневаюсь я…
Она замолчала, потом, увидев полные ужаса глаза Муси, пояснила:
– Сомневаюсь я насчет Червя. Если он ходы роет, то откуда ж там рельсы появляются? Не на колесах же он катается? Зачем ему рельсы? А дальше… Конечно, стала я думать, как бы от Лефорта уйти. Я его насквозь видела – дешевый позер, фигляр, хоть и опасен. Девчонки-беспризорницы эти, татуированные, ненормальные, психованные, в рот ему смотрели. Когда стал он ко мне клинья подбивать, на меня озлобились. Вот, гляди, – Ника показала шрам на руке. – А если б я не увернулась вовремя, то сейчас бы тут не сидела.
– Что подбивать? – пробормотала Муся, с ужасом глядя на шрам.
– А-а, ну это у нас девчонки так говорили. Это значит – глаз он на меня положил.
Недоумение в глазах девочки насмешило Нику. Она фыркнула.
– Не бери в голову, бери под мышку – дальше унесешь. Темная ты совсем, как я погляжу.
– А как же ты ушла-то от него? – спросила девочка, глядя на нее с ужасом и восторгом.
– Да, это непросто было, – скромно сказала Ника. – Я все голову ломала – что мне делать? Бежать боялась: у него руки длинные, пустил бы еще своих девчонок по следу, нашли бы и прирезали. Но тут ему самому надоело со мной возиться, и он меня отдал Химику – за автоматы, – Ника понизила голос. – С Химиком мне лучше было. Ему не жена была нужна, а напарница. И мы с ним ходили, торговали – а потом он помер. Траванулся чем-то. Но он меня многому успел научить. Хотя одной несподручно. Лучше с кем-нибудь дела проворачивать. Теперь я тебя буду учить. Будешь умницей – на миску грибной похлебки всегда заработаем, а может – и со свининой.
Муся весь день шныряла где-то по станции, а к вечеру докладывала Нике:
– С Проспекта Мира опять бродяги пришли.
– Беженцы, небось, – вздохнула Ника.
– Я про Датчанина кое-что слыхала тоже.
– Чего? – впилась в нее глазами Ника.
– Ходит он к Кармен.
– Это я и без тебя знаю, – грубо буркнула Ника, стиснув кулачки. – А еще что?
– А еще говорят, – девчонка понизила голос, – что дурью он балуется и не жилец. Конченый он человек. Жена у него умерла недавно – она, говорят, санитаркой на Таганке была. И с тех пор он совсем плохой стал.
Ника долго молчала. Муся неуверенно потянула ее за юбку.
– А еще Кармен с Лёхой Фейсконтролем поругалась. И он грозился сослать ее на табачную фабрику – мол, там ей самое место. А где это – табачная фабрика?
– Не знаю. Может, на Соколе, где свинофермы. Ладно, иди, молодец, – устало сказала Ника. – И слушай еще. Ничего не пропускай.
– А зачем тебе Датчанин этот? – спросила девчонка.
– Нужен, – сказала Ника. – К делу приставить хочу. Способный ведь человек, а пропадает, губит себя почем зря. Ладно, отдыхай.
И Муся снова принялась что-то изображать угольком на клочке бумаги.
– А ты здорово рисуешь, – кинув рассеянный взгляд на бумагу, сказала Ника, – может, в жизни пригодится. Тебе самой бы в Полис – подучиться.
Глаза у Муси заблестели и тут же потухли. Но Ника этого не заметила. Она уже думала о другом. Надежды маленькой бродяжки ее не волновали.
Глава пятая
Датчанин. Великая Библиотека
В Полис его занесло в поисках работы. С одной стороны, ему нравилось здесь бывать. Яркий свет, какого не было больше ни на одной станции метро, даже на Ганзе, напоминал о прежней жизни. Да и обстановка, созданная браминами, способствовала отдыху – здесь можно было отойти душой от тяжелых будничных впечатлений: жилища, устроенные в арках, двери, коврики на пороге; столы посреди станции, за которыми брамины в серых халатах
