Он улыбается, словно в его словах есть правда.

Когда мне было десять, папа повел меня к соседу на батут. Мы прыгали долго-долго. Подобные развлечения были строжайше запрещены, но папу это не остановило. Мы прыгали и прыгали, вопреки предписаниям врача и маминым правилам, а потом он спустил меня на землю и сделал самое настоящее сальто назад. Когда он раскланивался, у него был такой вид, будто он потянул мышцу, но с его лица не сходила широченная улыбка.

– Ну что же, – сказал он тогда. – Так выглядит человек, которому не следовало делать сальто назад, только что сделавший сальто назад. Надеюсь, зрелище впечатляющее.

– Ты не переживай насчет этого пера, – говорит он теперь. – Я же вижу, что ты переживаешь. Мы справимся. Я знаю пару приемчиков из восточных единоборств, так что, если вдруг к тебе в комнату залетит Большая Птица, я ей так накостыляю, что мало не покажется.

Как ни странно, несмотря на мою уверенность, что жить мне осталось недолго, его слова меня успокаивают. Мой папа готов объявить войну такому фундаментальному институту, как «Улица Сезам», а это чего-то да стоит.

– Даже если она выкинет что-нибудь в стиле Хичкока? – говорю я.

Какое-то время мы молча едем в машине, воображая, что получится, если соединить «Птиц» Хичкока с «Улицей Сезам». Только представьте себе: все небо заполонили огромные желтые птицы с неестественно длинными лапами, которые кружат над городом и нападают на прохожих. Сначала эта сцена вызывает лишь смех, но потом начинает внушать опасения.

– Мне все равно. Ради тебя я готов сразиться с кем угодно, – говорит папа. – Я их ощиплю так, что мать родная не узнает.

К тому времени, как мы подъезжаем к дому, я уже едва сдерживаю смех.

На крыльце нашего дома сидит Джейсон Кервин. Сейчас только два, а значит, Джейсону положено находиться совсем в другом месте – в школе. Папа вздыхает: видимо, он пришел к такому же выводу.

– Позвонить в школу, чтобы тебя освободили от занятий? – спрашивает папа.

– За кого вы меня принимаете? – говорит Джейсон. – Я уже все уладил. В школе думают, что я у стоматолога. Плановая чистка зубов с последующей срочной операцией на деснах, после которой потребуется несколько дней на восстановление. – Он переводит взгляд на меня. – Так что завтра я еду с тобой в больницу.

Остается только догадываться, как он прознал, что завтра я туда поеду.

Джейсон давно занимается сбором информации, а еще он предприниматель. Он запатентовал уже три своих изобретения, включая спрей для моментальной сухой чистки одежды. Он продается в малюсеньких баллончиках размером с батарейку, которые можно носить на кольце для ключей. Джейсон придумал его специально для подростков, которые не хотят, чтобы родители узнали, что они курят. Сам Джейсон не курит – когда твоя лучшая подруга страдает от смертельно опасной болезни легких, названной в ее честь, вопрос о курении отпадает автоматически. Однако же он понял, что на такой продукт будет хороший спрос.

Свой второй патент он получил на маленькое пластиковое приспособление для застилания кровати в гостиничных номерах – или больничных палатах – где используются простыни с резинками по краям. Такая штуковина, с виду напоминающая ложку для обуви, позволяет заправить постель в два раза быстрее. Их производят на небольшой фабрике в Нью-Дели, которая носит название «Кервин Фэктори». Джейсон управляет всем этим со своего мобильного телефона. У нас не раз возникали споры о машинном производстве и политике в области аутсорсинга, но он так и остался при своем мнении. Все дело в его параноидальном стремлении к порядку во всем. Мое идеалистичное видение изготовленных вручную деревянных изделий не выдержало сравнения с его отточенной фабричной системой. Как и у всех нас, у Джейсона есть свои недостатки. Некоторые вещи он делает по принципу «хочу, и все тут», пуская в ход любые средства.

Учеба для него – пустая трата времени. На каждом экзамене он едва дотягивает до проходного балла – как он говорит, из принципа. Он планирует окончить школу худшим учеником в потоке, а потом завоевать мир. Что же, его будущим биографам это, пожалуй, только на руку.

Его способность доводить учителей до отчаяния поистине легендарна. Вместо того чтобы усердно заниматься и раскрывать свой колоссальный потенциал, он просто смотрит на тебя без каких-либо эмоций, а потом берет и отправляет в нокаут.

– У тебя перо в легком? – говорит он. – Ты что, правда вдохнула перо? Решила поиграть в Икара?

Когда нам было по десять лет, я действительно загорелась идеей повторить его полет. Джейсон изучил чертежи Леонардо да Винчи и сконструировал по ним крылья. Но оказалось, что ренессансные крылья из брезента и бальзового дерева на прыжки с крыши гаража не рассчитаны. Джейсон сломал руку, а я – ногу. На этом наши попытки научиться летать благополучно закончились, но наши родители даже обрадовались, что мы хотя бы раз в жизни повели себя, почти как нормальные дети. Впоследствии они рассказывали эту историю годами, с надеждой в голосе и как бы говоря: «Ох уж эти детки, чего они только не вытворяют». При этом про остальные, еще более сумасшедшие наши выходки они старались не упоминать.

В одиннадцать лет Джейсон угнал у своей мамы машину, и мы проделали путь в триста миль, чтобы купить перья правильного окраса для чучела грифона. Расплатившись с продавцом, который оказался на редкость странным типом, мы выехали на шоссе и спокойно вернулись домой, где на въезде в гараж нас поджидала мама Джейсона, Ева. Багажник «Понтиака» был забит тушками индеек и попавших под колеса машин рысей на подушке изо льда. Вдобавок там можно было найти коллекцию когтей стервятников, груду тюбиков суперклея и большой запас стеклянных глазных яблок. Когда мы открыли