радугу, где синяя птица подвесит их за лодыжки над бездной.

Ну ладно, это еще не худший вариант. Да и малыш с довольным видом слушает и подпевает. И вообще, у нас обоих все могло сложиться гораздо хуже. А так мы ходим, разговариваем и кашляем, почти как нормальные люди.

Когда в кабинет заходит доктор Сидху, клоунесса уносит малыша в лабиринт больничных коридоров. Доктор принимается простукивать мою грудную клетку и слушать легкие, как будто она любопытная соседка, которая шпионит за жильцами квартиры напротив.

Вот только доктор Сидху не обычная соседка, она умеет смотреть сквозь стены. Выражение лица у нее остается неизменным, но как раз по этой самой неизменности я понимаю: что-то не так.

– Надо же, – говорит она.

– Что «надо же»?

Доктора Сидху я знаю с малых лет, и она никогда не говорит «надо же». К тому же со всеми странными особенностями моего тела, в котором даже органы расположены не там, где нужно, она уже давно знакома.

По одной версии врачей, у меня еще во младенчестве все органы в грудной полости стали смещаться и из-за этого я практически не могла самостоятельно дышать. Одно легкое у меня сильно наклонено к центру грудной клетки, а ребра гораздо гибче, чем у нормального человека.

Из-за Клайва-Подонка грудь у меня плоская, ребра выпирают, а легкие перекошены – в остальном же я просто богиня.

– Какой-то необычный звук. Помолчи.

Мне совсем не хочется молчать, но доктор Сидху строго смотрит на меня, и я повинуюсь. Постоянная болтовня во время приема только выводит ее из себя. Она замахивается стетоскопом, словно это лассо, и начинает слушать мое сердце. (Сердце у меня тоже заметно смещено, и ему всегда не хватало места. Мы уже свыклись с этим проклятьем, но да благословит Господь того отважного доктора, который примется слушать мое сердце в том месте, где его нет. Некоторые уже пробовали – я специально их не предупреждала, чтобы посмотреть, какие у них будут лица, когда они с перепугу решат, что этого важного органа у меня вообще нет.) Доктор Сидху ведет меня на рентген, а потом ненадолго исчезает, чтобы изучить снимок.

– МРТ, – говорит она, вернувшись.

Шикарно. За дверью папа, наверное, весь съежился от страха.

– Все нормально, – говорю я ему, когда меня привозят в комнату ожидания в инвалидном кресле (таковы правила больницы). Меня загружают в тоннель томографа, предварительно снабдив затычками для ушей, но они не могут полностью заглушить хлопки, щелканье, шипение и трели, которые издает аппарат, пока сканирует мои внутренности.

Иногда во время МРТ я представляю, что я кит, который плавает на большой глубине, слушая песни и перезвон своей китовой семьи. Сегодня в шуме МРТ мне слышится только одно: Аза, Аза Рэй.

Этот призыв доносится откуда-то извне. Или изнутри? Как же это невыносимо!

– Задержи дыхание – говорит оператор МРТ. – Постарайся не кашлять.

Я стараюсь не кашлять. Я представляю, что я уже не кит, а гигантский кальмар. Мигает свет, все свистит, хлопает и гудит, отчего у меня появляется чувство, что я должна уловить в этом шуме какой-то звук. Я где-то читала, что глубоководных животных, пользующихся эхолокацией, иногда сбивают доносящиеся с суши звуки. Поэтому так много китов выбрасывается на берег. А еще где-то я читала о звуковом хаосе, о том, что антропогенные шумы нарушают гармонию природы, и теперь из-за атональности окружающей среды люди начинают сходить с ума. Может быть, я и так уже спятила.

Аза, выйди на улицу.

Я нажимаю на кнопку вызова.

– Вы это слышали?

– Что? Ты про отвратительный шум? Ты же знаешь, какие тут звуки, лапочка, ты тут уже тысячу раз была, – говорит Тодд, приветливый оператор МРТ- сканера.

Тодд всегда дает мне дополнительную грелку, перед тем как поместить меня в томограф. Он подрабатывает в клинике лазерной эпиляции, где ему приходится сражаться с волосяными фолликулами, – за это я его и люблю. У него в запасе много занимательных историй об удалении нежелательных усиков с женских лиц. В клинике лазерной эпиляции все пациенты безумно благодарные. Здесь же пациенты постоянно ворчат. МРТ никому особого удовольствия не доставляет, и к тому же здесь все больны. – Почти закончили. У тебя там все нормально?

Оказывается, у меня все совсем не нормально, потому что стоит мне только сказать «да», как снова раздается тот самый свист:

Азапослушайпослушайазаазазазапослушайвыйдинаулицу.

Я стискиваю зубы, сдерживаю кашель и беру себя в руки. Это дается мне нелегко.

Когда я вылезаю из аппарата, все смотрят на меня с недоумением и на лицах у них написано: «Какого черта?» Так обычно не встречают человека, который только что сделал МРТ. Со вздохом Тодд похлопывает меня по плечу.

– Никому не говори, что я тебе это сказал, но, по сути, у тебя в левом легком перо.

– У меня выросло перо?