Представьте, что вам видны все скрытые от наших глаз звезды. Если бы во всем мире погас свет, небо загорелось бы яркими огнями, как потолок у меня в спальне.
Сама я не умею ориентироваться по звездам, но читала про одну экспедицию, которая пересекла целый океан, от Южной Америки до Полинезии, на маленьком самодельном плоту. Плот назвался «Кон-Тики», а плыл на нем норвежский исследователь Тур, которого, по всей видимости, назвали в честь бога грома Тора.
Хотела бы я, чтобы меня звали Тор – мне нравится, что это имя такое воинственное. Но нет, меня назвали Азой. В честь кого? Да никого.
Свое имя я ношу даже не с рождения. Азой Рэй меня назвали, когда начались проблемы с дыханием, а до этого я была Хейуорд. (Так звали одного нашего двоюродного дедушку. Имя другого двоюродного дедушки досталось моей сестре. Не знаю, все ли у наших родителей в порядке с головой: разве нельзя было назвать дочерей в честь двоюродных бабушек?)
В официальных документах я все еще значусь как Хейуорд – только Никому Ни Слова.
Мама: «В тот день, когда ты чуть не погибла, мы поняли: ты Аза. Тебе суждено было получить имя в честь всего буквенного ряда: от A до Z. Оно идеально тебе подходит».
Папа: «Нас вдруг озарило. Все произошло как будто под действием духовных сил. И мы подумали: ну как тут можно сопротивляться?»
Между тем это имя только прибавило мне ненормальности. В начальной школе меня некоторое время называли Авой, потому что одна учительница перепутала мое имя, а я решила ее не поправлять. Тайное стало явным только на родительском собрании.
Аза. Годами я сокрушалась, что меня не назвали, например, kuulilennuteetunneliluuk. В переводе с эстонского это часть ствола, через которую проносится пуля, чтобы тебя убить.
Раз уж решили дать ребенку имя-палиндром, могли бы придумать что-нибудь по-настоящему классное. Разве я не права?
Вместо этого мне приходится быть буквенным рядом. Я алфавит. Если вы интересуетесь всем необычным и знакомы с историей алфавита, то, возможно, догадаетесь, что в мое имя можно вставить и немой &. Раньше амперсанд был двадцать седьмой буквой английского алфавита, и его концовка произносилась так: X, Y, Z, &. Мое имя закольцовывает алфавит, а значит, между Z и второй A можно вставить &, и получится Az(&)a.
Я очень довольна, что мое имя содержит амперсанд. Знак & – это графическое сокращение латинского союза et, что в переводе значит «и», образованное путем слияния букв e и t. Сокращение E.T., в свою очередь, расшифровывается как extraterrestrial, то есть «внеземной». Получается, что у меня в имени прячется инопланетянин.
Мы с Джейсоном обнаружили все это лет пять назад и некоторое время были целиком поглощены моим внутренним E.T.
Разве кого-то это открытие могло бы оставить равнодушным? Вспоминается Спилберг с его инопланетянином, который все хотел позвонить домой.
Теперь видите? Все, что во мне есть чудного, я стараюсь представить в выигрышном свете. Правда же, это похвально? От таких размышлений иногда мне становится немного лучше. А иногда не становится.
Вот сегодня, к примеру, все плохо.
Из груди у меня снова доносятся хрипы, а я стараюсь делать вид, что их там нет. Но в голову лезут мысли, что, возможноскореевсегосовершенноточно, это снова были галлюцинации, ведь на мне тестируют каждое новое лекарство, какое только изобретает фармацевтика, и мне вдруг становится так тоскливо, что, не успев опомниться, я уже давлюсь от рыданий и кашля за кухонным столом в окружении всех членов своей семьи.
Они отправляют меня в душ, где я сижу в клубах пара, голая и озлобленная, стараясь забыть и летающий корабль, и слова, которые мне прокричали с неба, и вообще все на свете, включая шестнадцатые дни рождения, родителей и печаль.
– Малышка, ты у нас просто особенная, – говорит мама, закрывая дверь в мою комнату. – Мы с тобой, ты не одна. Мы тебя любим.
– А что, если я умру? – спрашиваю я, поддавшись слабости. – Вы все равно будете любить меня?
Мама стоит в дверях. Она пытается успокоиться, чтобы ответить мне ровным голосом. Я вижу, как сильно она хочет сказать: «Ты не умрешь» – но она не позволяет себе этого, ведь в этих словах нет ни капли правды.
Мама понимает, как трудно мне жить в этом дурацком поломанном теле, таком хрупком и недолговечном. И хотя пальцами она крепко сжимает дверной косяк, выражение ее лица успокаивает. Справившись с комком в горле, она улыбается и отвечает:
– Даже если умрешь. Конечно. Мы будем любить тебя вечно, до скончания времен.
Поддавшись унынию, я хочу ответить ей: «Нет, не будете. Рано или поздно об умерших все забывают. Это неизбежно. Время идет. Ничто не может быть
Мама уходит, тихо закрыв за собой дверь.
Она думает, я легла спать и не слышу, как она целый час плачет в коридоре после нашего разговора.
Она думает, я не слышу, как она заводит машину и едет обратно в лабораторию. Не зная, как мне помочь, она может только продолжать свои медленно текущие исследования в попытке изобрести лекарство от болезни, которую никто не может понять.
Было бы здорово, если бы родителям не приходилось постоянно думать обо мне и моих проблемах. Я представляю маму с папой на отдыхе: они лежат на пляже и пьют коктейли с зонтиками, прямо как в рекламе.
