Внезапно все поменялось. Ее манера стоять. Говорить. И даже дышать.
– По-моему, тебе пора, – сказала она, повернувшись к Эльсе спиной и глядя в окно.
Голос у нее был тихий, но злой.
– Почему это? – удивилась Эльса.
– Я хочу, чтобы ты ушла, – твердо сказала женщина.
– Что? Это еще почему? Да я через весь город сюда топала, чтобы передать вам это дурацкое письмо, а вы мне ничего не сказали и теперь меня выпроваживаете. Вы вообще знаете, какой мороз на улице? – Эльса произнесла это голосом почти восьмилетнего ребенка, с которым поступили несправедливо, да еще и хотят выставить на мороз.
Женщина стояла к ней спиной, по-прежнему глядя в окно.
– Тебе… не надо было сюда приходить.
– Я пришла, потому что вы были бабушкиным другом.
– Не нужна мне ваша чертова благотворительность! Мне и так хорошо! – крикнула женщина.
– Да кто бы сомневался, лучше некуда. Сразу видно. Только я здесь не ради нашей чертовой благотворительности. – Эльса встала со стула, подняв облако пыли.
– Тогда вали отсюда, засранка! – не оборачиваясь, сказала женщина.
Эльса задохнулась от возмущения. Она была испугана этим внезапным приступом злости. Оскорблена тем, что женщина даже не посмотрела в ее сторону. Эльса сжала кулаки.
– Вовсе вы не усталая, как говорит моя мама! Бабушка была права! Вы просто…
Дальше как по нотам разыгралась внезапная вспышка гнева. Для того чтобы вспышка состоялась, необходима не одна единица злости, а достаточно много. Одну за другой их бросают в жерло вулкана, расположенное в груди человека, пока не случится хорошее извержение. Эльса была зла на женщину в черной юбке за то, что она ничего ей не рассказала и не сделала эту чертову сказку хоть немного понятнее. Она злилась на Волчье Сердце за то, что он бросил ее, испугавшись какого-то индийского психолога. Но больше всего Эльса злилась на бабушку. И ее чертову сказку. Количество злости превысило критическую массу. Задолго до того, как произнести это слово, Эльса понимала, какую непоправимую ошибку сейчас совершит:
– ПЬЯНЧУГА! ВЫ ПРОСТО ПЬЯНЧУГА!
Она пожалела о сказанном в тот же момент. Но было поздно. Женщина в черной юбке обернулась. Ее лицо раскололось на тысячу зеркальных осколков.
– Вон!
– Я просто…
Эльса попятилась к двери нетвердой походкой, сложив руки так, будто просит прощения.
– Изви…
– Вон!!! – заорала женщина, истерически оглядываясь в поисках предмета, которым можно было запустить в Эльсу.
И Эльса бросилась бежать.
Вон. Прочь.
Эльса неслась по коридору, по лестнице, сквозь дверь на первый этаж. Спотыкаясь, она бежала по подъезду, плач густой пеленой застилал глаза, она так тряслась от слез, что потеряла равновесие и плашмя упала в неизвестность. Ранец треснул по затылку, лицо приготовилось к удару о бетонный пол.
Но этого не случилось. Вместо того чтобы хлопнуться лбом о бетон, она утонула в мягкой черной шерсти. И тут у нее внутри что-то лопнуло. Она так сильно сжала огромного зверя, что ему стало трудно дышать.
– Эльса.
Голос Альфа доносился откуда-то издалека. Это не вопрос. Это констатация факта.
– Ммм! – промычала она в черную шерсть.
– Давай вставай. Поехали домой. Хватит тут валяться и рыдать, – пробурчал Альф.
Эльса медленно подняла голову, испытав острое желание прокричать Альфу обо всем. О морском ангеле, о дурацком приключении, в которое она без всяких объяснений ввязалась по просьбе бабушки, о Волчьем Сердце, бросившем ее в самый трудный момент, о маме и о последнем «прости», которое она надеялась здесь отыскать, о нерожденном пока Полуком, чье появление изменит все на свете. Об одиночестве, в котором она утопает. Обо всем этом Эльса хотела прокричать Альфу. Но она знала, что Альф все равно не поймет. Потому что, когда тебе почти восемь, никто тебя не понимает. Как и в любом другом возрасте.
– Что ты здесь делаешь? – всхлипывая, спросила Эльса.
Вздохнув, Альф стал что-то нудно бубнить, но Эльса ничего не поняла. Все это время он полировал пол подошвой ботинка. В конце Альф недовольно
