индийского психолога. Эльса постучала с такой силой, что ей пришлось изрядно напрячься, чтобы Монстр не заметил, как она разбила костяшки пальцев. Монстр попятился к противоположной стене узкого коридора, как будто подозревая, что человек за дверью смотрит в глазок, и решив дать ему возможность увидеть в нем максимум половину Монстра. Он съежился в попытке сделаться маленьким и нестрашным, если это вообще было возможно. Ну как, скажите на милость, можно его после этого не любить? Да никак! «Нестрашный» применительно к Монстру – не то слово.

Эльса снова постучала. Приложила ухо к замочной скважине. Постучала еще раз. Тишина.

– Пусто, – тихо сказал Монстр.

– Ты серьезно? – саркастически переспросила Эльса.

Или, может, иронически? Она уже ни в чем не была уверена. Вообще-то она не хотела на него сердиться, на самом деле она сердилась на бабушку. Просто она устала. Очень-очень. И у нее болели пальцы. Оглянувшись по сторонам, Эльса заметила стол и два стула.

– Наверное, этот индус ушел на обед. Подождем, – сказала она Монстру и плюхнулась на стул так, что вокруг взвихрилось облако пыли.

Эльса чихнула. Монстр подпрыгнул с таким видом, будто вот-вот выцарапает себе глаза и с воплями умчится куда подальше.

– Я не нарочно! Это просто пыль! – в ужасе крикнула Эльса.

Кажется, Монстр принял ее извинения. Но все же отошел подальше. На протяжении трех-четырех вечностей он неподвижно стоял, заложив руки за спину.

Сначала Эльсе эта тишина нравилась, потом она почувствовала себя неловко, а немного погодя тишина стала невыносимой. Она уже перепробовала все занятия: барабанила по столу, выковыривала поролон из сиденья через маленькую дыру, нацарапала ногтем свое имя на мягкой поверхности деревянного подлокотника. Наконец Эльса не выдержала и спросила более обвинительным тоном, чем собиралась:

– Зачем ты носишь военные брюки, раз ты не солдат?

Из-под капюшона послышалось напряженное сопение.

– Старые брюки.

– Ты был солдатом?

Капюшон кивнул.

– Война – это плохо, солдаты плохие. Они убивают людей! – продолжала обвинять Эльса.

– Это другие солдаты, – тихо ответил Монстр.

– Все солдаты одинаковые! – взорвалась Эльса.

Монстр молчал. Эльса выцарапала ногтем на подлокотнике нехорошее слово. Дело в том, что она не хотела задавать ему самый главный вопрос, чтобы не показывать, как ей больно. Но удержаться она не могла. В школе считают, что это ее главная проблема. Она совсем не умеет сдерживаться.

– Это ты показал бабушке Миамас? Или она тебе?

Она словно выплюнула каждое слово. Капюшон замер, но дыхание не прекратилось. Только Эльса собралась повторить вопрос, как из-под капюшона раздался голос:

– Твоя бабушка. Показала. Когда был ребенком.

Он сказал это, как, впрочем, и все остальное, на обычном языке. Но слова как будто не дружили между собой.

– Ты был как я? – уточнила Эльса, вспоминая фотографии волчонка-оборотня.

Капюшон кивнул.

– Она рассказывала тебе сказки? – тихо спросила Эльса в надежде, что ответ будет отрицательным.

Капюшон кивнул.

– Вы встретились на войне? Поэтому она назвала тебя Волчье Сердце? – спросила Эльса, не глядя ему в глаза.

Ревность росла внутри, как опухоль, и Эльса решила прекратить эти расспросы. Но капюшон снова кивнул.

– Лагерь. Лагерь для бегунов, – послышалось в темноте, в которой виднелась одна борода.

– Это называется лагерь для беженцев, – поправила Эльса и уточнила: – Это бабушка тебя сюда привезла? И поселила в нашем доме?

Из-под капюшона донесся протяжный выдох.

– Жил в разных местах. Разные дома.

– Приемные семьи?

Капюшон кивнул.

– Почему ты там не остался?

Капюшон медленно повернулся туда-сюда.

– Плохие семьи. Опасные. Твоя бабушка забрала меня.

– Поэтому ты, когда вырос, стал солдатом? Чтобы ездить везде вместе с бабушкой?

Капюшон кивнул.