История жизни, как и любая история, протекает как вектор времени. И, как в любой истории, никогда не происходит никакого возврата назад, по крайней мере, никаким значительным образом. События и их история создают необратимые изменения, которые делают уникальным каждый срез времени, поскольку он тянется последовательно из будущего через настоящее в прошлое. В контексте будущего эволюции, похоже, никогда не будет Эр рыб, рептилий или млекопитающих, даже отдалённо напоминающих те, которые наступали в прошлом нашей планеты. Вот точка зрения, которую отказываются принимать защитники природы: Эра гигантских млекопитающих завершилась. Больше никогда не будет африканского вельда с богатым набором видов млекопитающих, ныне запертых в охотничьих парках Африки, и достаточно скоро в Африке вообще может не остаться никаких охотничьих парков. Даже если бы мы смогли так или иначе моментально убрать всех людей с планеты, было бы сомнительно, что положение дел вернулось бы к состоянию, в котором оно было 50000 лет назад, в начале конца Эры гигантских млекопитающих.
Но, если оставить в стороне возвращение в любую из эр прошлого, если человечество будет внезапно убрано с планеты, можем ли мы рассчитывать на то, чтобы увидеть новые планы строения тела? Действительность состоит в том, что с кембрийского периода, 500 миллионов лет назад, было совсем немного настоящих эволюционных новшеств. Хотя завоевание суши позволило позвоночным и членистоногим – двум наиболее успешным типам наземных животных – породить в процессе эволюции, а затем испытать новые варианты форм, они были лишь модификациями уже существующих планов строения тела, и даже это эволюционное приключение, похоже, находится гораздо ближе к своему концу, чем к началу. Птицы – последний из эволюционировавших классов позвоночных, и они сделали это почти 200 миллионов лет назад. И всё же, наверное, есть ожидание того, что возникнет нечто, в целом новое. Отчасти это ожидание основывается на том, что случилось в далёком прошлом, когда цена эволюционной новизны была невелика, во время события, названного «кембрийским взрывом».
В течение первых 3,5 миллиардов лет своего существования наша планета была лишена животной жизни, и на ней не было животных, достаточно крупных, чтобы оставить видимый след в летописи окаменелостей, на протяжении ещё полумиллиарда лет после этого. Но, когда 550 миллионов лет назад, животные, наконец, вырвались на сцену в океанах, они сделали это, фигурально выражаясь, взрывным образом, во время относительно внезапного события, известного как «кембрийский взрыв». В течение относительно короткого времени все типы (большие категории животных, характеризующиеся уникальным планом строения тела, такие, как членистоногие, моллюски и хордовые) животных, которые существуют в настоящее время, либо появились в процессе эволюции, либо впервые появились в летописи окаменелостей. Неоспоримые ископаемые остатки животных никогда не были обнаружены в слоях осадочных пород возрастом более 600 миллионов лет, независимо от того,
Темпы появления эволюционных новшеств и образования новых видов во время «кембрийского взрыва» никогда больше не были столь же высокими. Он породил и огромное количество новых видов, и множество совершенно новых планов строения тела. То, что все типы животных появились бы в течение одного-единственного, короткого «взрыва» разнообразия – это явно не является предсказуемым результатом эволюции. Из этого наблюдения выводится другое заключение, касающееся «кембрийского взрыва», которое является столь же загадочным, хотя значительно менее известным: «кембрийский взрыв» ознаменовал собой не только начало, но также и конец эволюционных новшеств на уровне типов. Начиная с кембрия,
Отсутствие новых типов и малое количество новых классов, появившихся после конца «кембрийского взрыва», может быть лишь особенностью летописи окаменелостей; возможно, в процессе эволюции
И всё же остаётся одна тайна, заставляющая ломать голову: почему получилось так, что после двух крупных массовых вымираний, пермо-триасовой и мел-третичной катастроф, не эволюционировало ни одного нового типа? Хотя пермское массовое вымирание, возможно, заставило количество видов резко упасть до столь же низкого уровня, какой был в раннем кембрии, последующее разнообразие в мезозое произошло за счёт образования множества новых
