озаряющему! – провозгласил портье, вручая мне ключ от номера и почту (таково было полное общепринятое приветствие здесь, на Глюэне, самой большой из планет Красного гиганта ИРС+10216 в созвездии Льва).

– Миллион лет… – буркнул я (это было краткое приветствие) и прошел в свои комнаты.

Почту – субботний номер мыслей Великого Гордра, путеводители по местам, связанным с его жизнью и деятельностью, и еще какие-то раскрашенные брошюры – я бросил на стол, уселся в кресло и закурил. Тотчас один из двухсот спрятанных в стенах динамиков (здешний год насчитывает двести дней) любезно поведал мне все, что Великий Гордр изрек о сиденьях, седалищах и употреблении табаку, и напоследок воскликнул:

– Миллион лет здоровья и силы!.. – и так далее, вплоть до фонаря.

– Миллион лет, – прошептал я и обвел взглядом гостиную.

В глаза мне бросился упавший на пол большой продолговатый конверт, такие обычно служат тарой для судебных повесток и приглашений на обеды. Я поднял его и вскрыл. Внутри лежал белый картонный бланк. На нем хитрой типографской вязью сообщалось, что некто Вург, Эсдэкр (Старший дегустатор крамолы), ожидает меня завтра утром в комнате № 7241 на девяносто первом этаже Министерства Предупреждения перемен (сокращенно – Министерства Двух Пэ).

Фотоглаз, помещавшийся в центре раззолоченного лепного плафона, радостно мигнул, запечатлевая бланк на пленку, и сразу забубнил динамик:

– Министерство Двух Пэ – это всеслышащее ухо, всевидящее око и вездесущая рука нашей самой великой планеты Вселенной… Великий Гордр, «Полнейшее собрание мыслей», том единственный, страница первая…

Стараясь не слушать бархатный голос вещателя, я перечитал вызов и опять ничего не понял. Правда, дома друзья предупреждали меня о странных порядках на Глюэне, но я, как всегда, оставил их слова без внимания. Мне нужен был материал для веселых рассказов о животных ближайших галактик, которые я сам хотел иллюстрировать. На остальное было наплевать. А Глюэна славилась своими осьминотами – чудными тварями, заинтриговавшими весь космос.

Перед вылетом сюда я разузнал, что смог, об этих осминотах. Оказывается, они принадлежат к семейству не парнопроходных инфузавров и с виду похожи на земных тюленей, но быстрее и ловче их двигаются по суше и поражают своей музыкальностью. У осьминотов абсолютный слух, чистый приятный голос, и они даже в естественных условиях прибегают (особенно в период течки) к классическому многоголосью. Они легко приручаются, охотно изучают в неволе сольфеджио и нотную грамоту и сносно болтают по-человечьи. С достопамятных времен жили они среди людей, о чем свидетельствуют рисунки пещерных глюэтян, фольклор и древние летописцы. Императоры и вельможи имели обыкновение держать осьминотов у себя во дворцах в роскошных бассейнах, выложенных драгоценными камнями, и наслаждались их пением. Многие музыканты дико завидовали осьминотам.

Четыреста лет назад придворный капельмейстер Ксалр, отчаявшись превзойти одного выдающегося осьминота, отравил его и попытался присвоить его творения. С годами круг лиц, содержавших осьминотов, расширился. Появились даже смешанные хоры людей и осьминотов. Для их концертов сооружались особые водоемы. Казалось, против земноводных баловней судьбы бессильны социальные потрясения и даже само время.

Но вот Великий Гордр, встревоженный чрезмерной плавностью прогресса, возвестил начало эры Противоречий. И всем сразу стало ясно: корень зла – в музыке. На местах вспыхнули стихийные дискуссии меломанов, переросшие вскоре в общепланетарную полемику. Традиционалисты, поборники исконных классических жанров (сюда относилось и пение осьминотов) были разгромлены в пух и прах. Правда, добавлю я, справедливости ради, часть их подверглась аннигиляции еще до начала дискуссии, дабы уравновесить силы противоборствующих сторон. Старая музыка искоренялась повсюду. А сами осьминоты были осуждены бесповоротно как наемные певцы давно низвергнутых эксплуататорских классов. В ходе полемики выяснилось, что мясо осьминотов несъедобно. Именно это открытие, утверждают комментаторы Великого Гордра, стало импульсом для создания одного из глубокомысленнейших Гордровых афоризмов: «Неудобоваримый в большом неудобоварим и в малом.»

Итак, пение осьминотов было запрещено. А со временем к музыке в целом отношение сделалось сугубо отрицательным как к причине всяческих шатаний. Исполнялись теперь одни лишь кантаты и песни о Великом Гордре. Да и те запечатлены были на особых сверхтвердых кристаллах с перестроенной решеткой и давались в записях. Петь же или играть на музыкальных инструментах самим людям было непристойно и опасно. Зоологи, прежде видевшие в осьминотах венец природы, тотчас провозгласили их, а заодно и всех вообще инфузавров, захиревшей боковой ветвью эволюции. Археологи снова зарыли в землю знаменитую древнюю статую «Царь внемлет пению осьминота в объятиях юной супруги». Физикам, затеявшим симпозиум о парамагнитном резонансе, было предложено впредь обходиться без музыкальных терминов.

Осьминотов, уцелевших после дискуссии, вывезли в отдаленные горные озера. Там устроен был заповедник для инопланетных туристов. Они наслаждались пением осьминотов, оставляя правительству Глюэны доход в твердой космической валюте. Прислуга для заповедника подбиралась из глухонемых. Передавали, будто временами то тут, то там возникали тайные общства меломанов, мечтавших о возрождении классики и об амнистии опальным животным. Но все их комплоты разбивались о неизменную бдительность властей…

Таковы были мои сведения об осьминотах, когда я приземлился в космопорте глюэнской столицы Эльеры, и за время, проведенное в городе, я их нисколько не обогатил. Ученые больше не изучали этих животных, писатели не писали о них, художники их не рисовали. И никто не хотел о них разговаривать.

Единственную для себя пользу извлек я из беседы с членом здешней Академии Всех Возможных Искусств, художником-лауреатом Кьяром. Он тайком