— Смотровая трибуна на полигоне защищена от магических ударов.
— Тогда зачем меня спрашиваешь? — пожимаю плечами. — Можешь же просто пойти, если на полигон вход свободный.
— Вдруг ты против? — Ника теребит кокетливо выбившуюся прядь. — Не хочу тебя смущать.
— Я вроде ничем смущающим не занимаюсь. Пушинка, — шире распахиваю сумку.
Дремлющая на секретере Пушинка, позёвывая, спрыгивает на пол и вразвалочку подходит к сумке.
— Не влезет, — предполагает Ника на пути в ванную. — Разъелась она у тебя.
— Пиииф, — возражает Пушинка и втискивается в затрещавшую от такого растягивания сумку.
А я задумываюсь: где мне на полигоне переодеваться? Или там есть закуток для этих целей, которого я прежде не заметила?
Пока я, гадая об этом, переодеваюсь в форму боевого мага, Ника сменяет простое зелёное платье на голубое с рюшами и подкрашивает губы. Придирчиво оглядывает свои ногти, поправляет волосы. Кажется, она больше хочет не посмотреть, а покрасоваться.
Едва мы в сопровождении охраны выходим на улицу, Ника уточняет:
— Ты ведь пораньше выходишь, да?
— Да.
— Надеюсь, мы придём раньше профессора Дариона, я успею забраться на трибуну, и он меня не сразу заметит.
Уже смеркается, так что киваю:
— Возможно.
Академию окутывает вечерняя прохлада, фонари горят через один. На мой взгляд, для занятий поздновато, но наставнику лучше знать. Ремень сумки врезается в плечо, я поднимаю её и прижимаю к груди. Пушинка высовывает узкую мордочку и, навострив уши, оглядывает меня и Нику.
Ника, прижавшись ко мне плечом, взволнованно шепчет:
— А правда, что боевые маги на тренировках обнажаются по пояс?
Закусив губу, еле сдерживаю смех: если Нику так будоражит мысль, что парни занимаются с голыми торсами, то страшно представить, что с ней случилось бы на земном пляже.
— Мы в одинаковой форме занимаемся, — просвещаю её, и Ника грустнеет.
— Что, надеялась полюбоваться на их мускулы?
Краснея, Ника покаянно кивает. Через минуту выпаливает:
— Не подумай ничего плохого, я просто посмотреть хочу.
— Не переживай, у нас мужчины купаются в одних трусах, так что если кто и может подумать что-нибудь плохое, то точно не я.
Округлившиеся глаза Ники я замечаю не сразу.
— Только в трусах? — таким шёпотом уточняет она, словно я сказала нечто невозможное. — Но как… как? — Она хлопает ресницами. — Не шутишь?.. Нет, не шутишь.
Румянец заливает её до кончиков ушей и кромки декольте. Похоже, она в шоке. Всю дорогу до ворот на полигон Ника невидяще смотрит перед собой и волнами покрывается румянцем. Не думала, что кого-то может настолько впечатлить столь обыденная вещь.
В воротах приоткрыта дверца. Значит, наставник Дарион там, и шанс Ники подсмотреть за тренировкой стремиться к нулю: он же трепетно оберегает своих парней от внимания девушек. Можно, конечно, попробовать уговорить его не прогонять Нику, ведь полигон не его индивидуальная территория, а общая.
Один из гвардейцев первым выходит за ворота академии, за ним я, потом рассеянная Ника и второй гвардеец. Может, спрятать её за ними? Они достаточно большие, чтобы прикрыть её собой от грозного взора наставника.
Ногти Ники вонзаются в моё запястье, её лицо белеет до цвета бумаги.
— Что? — морщусь я.
И вдруг понимаю: что-то не так. Гвардеец обхватывает меня обрастающей шерстью лапищей, второй поднимает сверкающий щит. Ноги отрываются от земли, сумка с Пушинкой вылетает из рук. Гвардеец скачками тащит меня к воротам.
Перед ними всколыхивается воздух, из сумрака возникает фигура, швыряет в нас чёрных змей. Гвардеец-медведь тормозит лапами, но они проскальзывают по земле. Чёрные змеи, взломав щит, почти врезаются в меня, но гвардеец рывком проворачивается, подставляя под них спину. Рыча, он валится со мной на землю.
Кричит Ника. Второй гвардеец лежит у её ног. В вечернем сумраке растекающаяся по земле кровь кажется чёрной.
Может, это проверка Дариона? Я на это надеюсь. Нику трясёт, с её пальцев срываются разряды молний. Мои запястья обжигает, стискивает: каменные змеи закручивается на браслете и метке, лишая возможности вызвать помощь.
— Ника, браслет! — хрипло кричу я.
Трясясь всем телом, она разворачивается ко мне. Ужас в её взгляде окончательно убеждает меня в том, что всё происходит по-настоящему.