Поднимается гвалт голосов. Получается… получается… их ведь практически казнят. Они же ещё только глупые девчонки, а их… Схватившись за борт, подаюсь вперёд:
— Прошу смягчить наказание! Они на меня напали, но я… прошу. — Оглянувшись на Арендара, шепчу: — Попроси, пожалуйста.
Он странно смотрит на меня. Скрестив руки на груди, качает головой.
— Оиии, — Пушинка перебирается к нему поближе. — Оиии.
— Пожалуйста, — повторяю я. — Они глупые и заблуждаются, они могут понять и исправиться, а стереть личность — всё равно, что их убить. Пожалуйста.
Прикрыв глаза, на веках которых вспыхивает золотая сеть капилляров, Арендар поднимается:
— Правом дракона прошу смягчить наказание.
В величественный баритон вплетаются нотки пугливого почтения:
— Степень вины понижается до шестой.
Арендар решительно тянет меня к выходу. Пушинка выскакивает следом за нами, семенит рядом, дёргая хвостом.
— Оиии, оиии…
Едва оказываемся на просторном перекрёстке коридоров, нас окутывают крылья и золотое пламя. Оно опадает. Снова чёрный круг на площади, трёхэтажные дома с магазинами на первых этажах, цокот копыт и запахи еды.
— Что их ждёт теперь?
— Смена судьбы. Их преступления не лягут в официальную историю семей.
Хмурый Арендар ведёт меня к ресторану, третий этаж которого в гордой пустоте ждёт нас.
— Ты злишься. — Пытаюсь замедлить ход, но притормозить мчащегося вперёд дракона дело нелёгкое, даже если он в человеческом виде. У него дёргается щека, но шаг он наконец сбавляет.
Ты слишком добрая.
— Не думаю, что это недостаток.
— Зависит от того, как высоко ты находишься.
— Но ты же попросил смягчить наказание. И думаю, понимал, что тебе не откажут.
— Из-за тебя. Ты моя слабость, потому что я не хочу, чтобы тебе было плохо, — не глядя на меня, почти огрызается он. — Но это не значит, что я не опасаюсь плачевных последствий такого решения.
— Думаешь, они явятся отомстить?
— Сами они обезврежены, но это была слабина. А на слабых всегда нападают, — он резко открывает дверь и проводит меня к лестнице.
Перескакивая ступени, возражаю:
— Милосердие, Арендар, это было милосердие. Милосердных любят.
— И кусают.
Разгорается ещё неостывший гнев, но я силой воли приглушаю его и примирительно отвечаю:
— Пусть нас рассудит время.
Точка в этом деле получается не слишком точкой.
Так и не сев за столик, Арендар, вглядывается в моё лицо, и складочка между его бровей разглаживается. Горячие пальцы скользят по моей скуле.
— Лера, я от всей души желаю, чтобы ты оказалась права.
Его внезапная мягкость окончательно гасит мой гнев, оставив горечь обиды на несправедливые обвинения. Эта горечь тянет настроение вниз, заставляет думать о том, что сейчас происходит с девушками.
Ковыряясь в горячем, всё же спрашиваю:
— А эта штука, определяющая степень вины… Что это?
— Живое заклинание. Изобретение вампиров, ментальным сканированием определяет степень ответственности осуждённых за их уголовно наказуемые действия: принимали ли они решение сами, осознавали ли последствия, был ли у них выбор, насколько эгоистичными были их мотивы.
— Только осуждённых? Почему не обвиняемых?
— Ментальный удар детектора опасен для здоровья. Настолько, что повторно осуждённые часто соглашаются на крайнюю меру за своё деяние, только бы не проходить его снова. Проверять так подозреваемых — слишком жестоко.
На этом мой и без того вялый аппетит приказывает долго жить. Как и у Арендара. Так что на аллею академии мы перемещаемся в мрачном настроении. Впрочем, чего ещё ожидать после встречи с твоими потенциальными убийцами?
— Почему ты не перенёс меня прямо в комнату? — киваю на фасад общежития. Кажется, в окна на нас смотрят.