Оглядываюсь: парень почти бежит, смотрит прямо на меня.

– Отвали. – Ускоряю шаг.

– Так и знал, что ты горячая, детка, – ухмыляется он, и на его вытянутом лице проступают звериные черты. – Иди ко мне, сладкая.

Оборотень. Ника говорила, что они в переходном возрасте становятся агрессивными.

А этот скалит клыки:

– Сладкая... вкусная.

Вокруг никого нет, на дорожке аллеи мы одни!

Полностью разворачиваюсь, собираясь треснуть его мешком и после этого бежать. Но лицо парня уже возвращает человеческие черты. Только хвост остаётся, покачивается из стороны в сторону. Дырка у него специальная в штанах, что ли? Оборотень примирительно вскидывает руки и подходит медленно.

Кажется, успокоился. Ну и я не дикая, если парень нормально себя ведёт, незачем от него шарахаться. Может, «вкусная», «сладкая» – это у них стандартный комплимент, в котором нет ничего оскорбительного и пошлых намёков? Ну мало ли, всё же другой мир.

– Малышка, я к тебе с самыми честными и хорошими намерениями.

– Какими такими намерениями? – Оглядываю его: одежда простая, ткань даже на вид тонкая.

Это на случай внезапного оборота, чтобы не запутаться?

– Защищать тебя, оберегать, заботиться, – его голос приобретает томность. Шаги мягкие, текуче-плавные. – Ты такая миниатюрная, хрупкая, соблазнительная девочка. И без семьи, без малейшего представления о нашем мире. Найдётся очень много желающих воспользоваться твоей наивностью и затащить в постель.

А, нет, всё же заклинание перевода не подвело, смысл его подкатов о сладкой и вкусной верно передало.

– Сдаётся мне, ты именно это и хочешь сейчас проделать. – Отступаю на шаг. – Шёл бы ты своей дорогой, иначе я за себя не отвечаю.

– Ох, горячая. Но глупенькая малышка. Я предлагаю защиту. За вознаграждение, конечно, но ты сама будешь рада со мной расплачиваться, – он расплывается в улыбке. – Мы, оборотни, парни горячие, так что на наших девочек никто не покушается, а на тебя желающих много будет, тебе с группой парней один на один оставаться придётся.

– Справлюсь.

– Ну что ты упрямишься, сладкая? За мной девчонки толпами бегают, но я выбрал тебя.

Ну и наглость!

– Так пойди, другую выбери, – ещё отступаю. – У тебя же толпа целая.

– Но я выбрал тебя, малышка. – Он вдруг оказывается рядом, наклоняется к лицу, кладёт лапищу на талию. – И по глазам вижу, что ты просто счастлива стать моей…

Ага, щаз! Со всей силы вскидываю колено. Оно останавливается о мягкую, самую сокровенную и оберегаемую часть мужского тела.

Жёлтые глаза, взиравшие со страстью, наполняются слезами, в них – боль.

Делаю шаг назад. Оборотень падает на колени и тянет ко мне дрожащую руку.

– Поприседай, пройдёт. – Повторяю совет тренера мальчикам в подобной ситуации.

Гордо, но быстро, направляюсь к общежитию. Поверженный скулит. Сам виноват, нечего лапы распускать.

Скуление сменяется неистовым рыком. Трещит разрываемая ткань, скрежещут когти…

Ой. Оборачиваюсь, а там – оскалившийся волчище.

Подхватив подол, срываюсь в общежитие. Задыхаясь от быстрого бега, проношусь по пустому холлу, лестнице. Никого нет! Налетаю на нашу дверь. Прикосновение браслета отворяет её, я проваливаюсь внутрь, мешок застревает в проёме. В несколько судорожных рывков втягиваю его внутрь. Захлопываю дверь. Оглядываюсь, чем бы отбиться.

Сердце стучит, как сумасшедшее. В ушах гудит.

Так. Стул? Хлипкий. Так… Мешок приземляется в середине комнаты.

Так… Подскакиваю к тумбочке у окна, открываю. Сковородка Ники огромная и тяжёлая. Сжимаю её, точно биту, и разворачиваюсь к двери, готовая защищать жизнь и честь.

Живой не дамся!

Страшно. Сердце выпрыгивает из груди. Всё застилает красная пелена. Кровь будто вскипает в венах, пульсирует, бьётся, концентрируется внизу живота. Внезапно меня накрывает холод.

Сквозь грохот сердца слышится треск. Совсем рядом – от моей руки, от браслета.

Сковорода вываливается из внезапно ослабевших пальцев, звонко ударяется об пол.

По тонкой полоске браслета пробегает трещина, и он осыпается мелкими осколками.