– —

— …Развяжите! — повторил он. — Ну же! А то руки страшно затекли!

Рассказ его звучал вполне убедительно, отчего я чувствовал себя полным идиотом, однако развязывать его все-таки не спешил. Сказал:

— Не торопитесь, господин Шумский (если вы в самом деле таковой), потерпите еще немного. Вы только что изволили упомянуть о помощи, на которую рассчитывали. Уж не Зигфрид ли, германский агент, обещал вам предоставить такую помощь?

— Агент?.. — испуганно проговорил он. — Да какой еще, к шутам, агент?! — При этом он отчего-то выразительно смотрел на Амалию Фридриховну.

— Именно так, — сурово ответил я. — Сообщите, кто в действительности сей Зигфрид — и обещаю, я вас немедля развяжу.

И тут вдруг с места поднялась Амалия Фридриховна.

— Боюсь, — сказала она, — что под Зигфридом имелась в виду всего лишь я.

— Вы?!.. — только и смог я выдохнуть.

Впрочем, если Кокандов — это Марго, если Дробышевская — Пилигрим, то почему бы Амалии Фридриховне не оказаться Зигфридом?

— Да, я, — подтвердила она. — Но только, видит Бог, никакой я не агент!.. И раз уж возникла такая ситуация, раскрою все свои карты. Ввиду малой доходности от моего пансионата, я веду еще некоторый, как это называют североамериканцы, business. Он, конечно, с точки зрения закона весьма предосудителен; впрочем, по-моему, — не сверх меры. Мы сговорились с моим дядюшкой, проживающим в Лейпциге, — а зовут его Зигфрид фон Дитрих, — что он будет писать письма на имя лиц, которые обратятся ко мне, дабы я помогла им перебраться через границу. В основном это лица, разыскиваемые полицией, но ведь согласитесь, я вправе этого и не знать. Им остается лишь чуть-чуть подправить свою внешность на случай, если разосланы их фотографии…

— Например, усиками кайзеровскими обзавестись, — подсказал я.

— Да, к примеру… А если все же возникнут какие-то подозрения, то мой протеже покажет письма от моего дядюшки, обращенные к лицу, указанному в поддельном паспорте… Поверьте, паспорта подделываю не я, и знать не желаю, откуда они берутся!..

— Ну, это в России нынче не такая великая проблема, — вставил я. — Господи, уж двадцатый век давно на дворе, а у нас так и не додумались фотографии в паспорта вклеивать!

— Да, да… И вот эти письма от дядюшки Зигфрида служили службу уже не раз… А, связываясь со своими протеже, я отчего-то подписывалась именем Зигфрид. Но, видимо, письма мои попали под перлюстрацию — и там скорее всего вообразили, что действует некий германский агент; уж не знаю, по глупости ил из корысти, ради получения наград…

Уже снимая путы с рук Шумского-Семипалатникова, я, осененный догадкой, спросил:

— И госпожа Дробышевская тоже имела письма от дядюшки Зигфрида?

— Да, — сказала она.

— И господин Кокандов?

— Да… А также господин Сипяга.

Вот это уже была новость! И он туда же, стало быть!.. Впрочем, понятно: укокошив Дробышевскую по форме 511, собирался взять ракушки и исчезнуть за границей. Господи, куда катилась Империя, которой мне как-то уже не хотелось служить…

Впрочем, одно обстоятельство объяснялось: отчего в этом тихом пансионате сошлось сразу столько чудовищ.

Амалия Фридриховна спросила тихо:

— Скажите, господин прокурор, мне за это грозит каторга?