Ей показалось, что она не успела еще закрыть глаза, как что-то огромное и тяжелое загрохотало где-то рядом с ней и поволокло ее, брыкающуюся и отчаянно кричащую, прочь из самого мирного сна в ее жизни, сна, в котором балом правила благословенная всеобъемлющая тишина. А в следующее мгновение она увидела Мэддокса – он навис над ней и глядел на нее загадочными фиалковыми глазами. На лице у него живого места не было, оно представляло собой один сплошной синяк, было все в кровоподтеках, с заплывшим глазом и рассеченной губой. Страх сдавил Эшлин желудок, и ей показалось, что ее вот-вот вырвет. «Неужели эти чудовища снова попытались убить его?» – в ужасе подумала она.

«Снова? Ха! – горько рассмеялась Эшлин, лежа в постели после ухода воинов и прокручивая в голове все, что с ней за последнее время приключилось, – Они в самом деле тогда убили его. Убили! А он явился ко мне в обществе своих убийц и держался с ними так, словно они в прекрасных отношениях, разговаривал с ними как ни в чем не бывало. Как такое возможно?» Она медленно сползла с кровати. Все тело отчаянно ломило, каждое движение отдавалось болью, как будто она была древней старухой, а не молодой двадцатичетырехлетней девушкой. Эшлин нахмурилась. «Всему виной нервы, и пока совершенно непонятно, когда все это закончится», – с тоской подумала она.

Судя по тому, что из-за двери больше не доносилось голосов, мужчины ушли. «Ну вот и славно, – подумала она, – не желаю их ни видеть, ни слышать. Надо привести себя в порядок и попытаться выбраться отсюда». Мысленно утвердив этот план, девушка проследовала в ванную комнату, которая приятно удивила ее своим убранством, столь резко контрастировавшим со скудной обстановкой спальни, а также с голым камнем и мышами подземелья. Перед ее глазами предстали выложенные белой кафельной плиткой стены, мраморный пол, черный, с хромированными ручками встроенный гарнитур, включающий в себя огромное зеркало, керамическую раковину и множество полочек и шкафчиков, на котором высилась стопа полотенец, сверкающая ванна на причудливых металлических ножках с закрепленным почти под потолком душем («Видимо, это на тот случай, если под ним решит освежиться какой-нибудь гигант», – подумала Эшлин, широко раскрытыми от удивления глазами обозревая грандиозную конструкцию) и почти прозрачной занавеской.

По непонятной причине ванна и все предметы мебели были намертво привинчены к полу.

С потолка лился рассеянный свет, разбрасывая в разные стороны латунного цвета лучики. Никаких украшений – ни картин, ни безделушек – не было. «Интересно, их нет в принципе или Мэддокс все убрал из страха, что я что-нибудь украду?» – подумала девушка и обиженно засопела. В институте ей очень хорошо платили, и деньги не были для нее проблемой. Кроме того, Макинтош баловал ее и покупал ей все, чего бы она ни попросила. Если Эшлин не хотелось обращаться к нему, она делала заказ в Интернете, и желанную вещь доставляли прямо к ее порогу. Она прокрутила в памяти свои интернет- приобретения и залилась краской. Она обожала любовные романы, и как-то раз, прочитав один из них, купила костюм наложницы из султанского гарема и комплект черного кожаного белья, а в другой раз, изучив книгу, главными героями которой были агент под прикрытием и бывшая воровка, приобрела кучу шелковых шарфов и монтажный скотч. Впрочем, ничем из этого ей так и не довелось воспользоваться.

Эшлин вздохнула и макнула одно из полотенец в остывшую воду в ванне. Не раздеваясь, она постаралась привести себя в порядок. Мысль о том, что кто-то из мужчин внезапно вернется и застанет ее нагишом, приводила в ужас.

«Да, но ты была бы не против, если бы этим кем-то оказался Мэддокс», – поддразнил ее внутренний голос.

«Нет, я была бы чертовски против, – мысленно отозвалась она, смущенная тем, как к ней в голову вообще могла залететь такая мысль. – Он напугал меня».

«Благодаря ему ты погрузилась в драгоценную тишину», – продолжал нашептывать голос.

«Он здесь ни при чем, – парировала девушка. – Ведь его сейчас здесь нет, а голоса молчат. Моя голова ясная, и я не слышу ничего, кроме собственных мыслей. Я просто исцелилась».

«Нет, не исцелилась, – шептал голос. – Ты ведь слышала голоса прошлой ночью в подземелье».

– Прекрасно, я разговариваю сама с собой! – воскликнула Эшлин, всплескивая руками. – Что еще на очереди?

Она задержалась у зеркала и принялась внимательно себя рассматривать. Несколько крошечных капелек воды соскользнуло по лбу, пробежало по носу и подбородку. На щеках играл здоровый розовый румянец, а глаза загадочно сверкали. Сейчас, стоя перед зеркалом после всего, что произошло, Эшлин остро, как никогда раньше, сознавала, насколько хрупка ее жизнь, и тем не менее не могла не признать, что более живой и цветущей, чем сейчас, не выглядела, пожалуй, никогда. «Как странно…» – подумала она.

У нее заурчало в животе, и она вспомнила о подносе с едой, который Мэддокс оставил на полу. Ноги сами понесли ее назад в комнату, и она направилась к лакомствам, по дороге расшвыривая ногами вещи, которые до этого в поисках телефона выкинула из гардеробной. По полу были рассыпаны черные футболки, черные джинсы, черные брифы. Эшлин представила Мэддокса, подтянутого, мускулистого, в одних таких вот брифах, и у нее затвердели соски. Она вообразила его раскинувшимся на постели – естество возбуждено, глаза горят сладострастием, жестом он приказывает ей подойти, и она идет не мешкая, радостно и охотно.

Эшлин закусила нижнюю губу. Мэддокс… на постели… страстно желающий ее… У нее подкосились ноги, а в животе запорхали бабочки. «Глупая девчонка! – мысленно обругала она себя. – До чего странно повлияла на меня тишина: не могу думать ни о чем, кроме секса».

Она подошла к окну, прихватив поднос с едой, и, установив его на каменный выступ, засунула в рот виноградину. Сладкий сок наполнил ее рот, а затем стек по гортани, и она едва не застонала от удовольствия, но тут же одернула себя: «Не время пробовать лакомства, лучше подумай, как выбраться отсюда!» – приказала она себе. Сосредоточившись, Эшлин принялась рассуждать логически: «Макинтош знает и о крепости, и об обитающих в ней