Он стал двигаться быстрее.

– Эшлин, – с трудом выдавливал он из себя. – Эшлин…

Все ее тело охватил пожар, шедший из самой его глубины и прожигавший кожу. Ее сердце билось созвучно движениям Мэддокса. Когда она перестала думать обо всем, кроме удовольствия, ее голова стала безвольно мотаться из стороны в сторону.

Мэддокс сжал ее соски, обострив ощущения. Он покусывал шею Эшлин, и от этого она становилась еще более влажной. Он крепко сжал ее бедра, заставляя еще сильнее хотеть его.

– Прости, – снова повторил он. – Мне так жаль. Хотел быть нежным.

– Мне нравится, когда жестко. Хочу еще жестче, – потребовала Эшлин. Она уже решила, что нежности можно оставить на потом, на то время, которое наступит после того, как будет удовлетворено ее желание, после того, как он поймет, что она может (причем с огромной радостью) взять все, что он в силах дать ей. – Скоро. Очень скоро…

«Почти все, – пронеслось у нее в голове. – Мне просто нужно…»

Мэддокс погрузил руку в волосы Эшлин и притянул ее голову к себе, проник языком в ее рот, тотчас же наполнившийся изумительным вкусом, показавшимся ей наркотиком, уколом героина. Еще момент – и Эшлин взорвалась. Ее охватило пламя экстаза. Все тело содрогалось и горело. Когда ее сознание заполнили белый свет и тени, она закричала. Она умирала… медленно… быстро… Просто… умирала. Летела на небеса.

– Эшлин! – прокричал Мэддокс, когда тоже дошел до края. Внутрь тела девушки полилось горячее семя, проникая глубоко, очень глубоко. Все мышцы воина напряглись, и он пробормотал: – Моя…

Затем Мэддокс не смог удержаться и снова укусил ее шею, на этот раз до крови.

Эшлин должна была ощутить боль, и она ее почувствовала. Ей стало так приятно, что она снова достигла экстаза. Ее тело содрогнулось, из рта вырвался стон. Она не могла даже подумать, что удовольствие и боль могут быть так тесно связаны, что последняя может вызвать первое. Но это было так, чему Эшлин искренне радовалась.

Мэддокс обмяк и, тяжело дыша, стал повторять:

– Прости… Мне очень жаль… Я не хотел…

– Не нужно извиняться. Мне хорошо, – ответила Эшлин, ощущая удовлетворение и истинное счастье. – Я всегда хотела попробовать это.

Мэддокс перевернулся на спину, не отпуская при этом Эшлин. Она лежала на его груди, и ей казалось, будто во всем ее теле нет ни единой косточки. Он обнял ее и водил ладонями по спине.

– Если бы я был с тобой нежен, тебе бы больше понравилось. Особенно в первый раз, – заметил он.

Эшлин медленно улыбнулась и произнесла:

– Сомневаюсь. Но ты можешь попробовать переубедить меня.

Во взгляде Мэддокса промелькнуло изумление, но уже через секунду он посадил Эшлин себе на бедра.

– С удовольствием, – ответил он.

Мэддокс еще ни разу за всю свою долгую жизнь, за все те тысячелетия, не чувствовал такого удовлетворения.

Они с Эшлин занимались любовью трижды, и теперь она спала рядом, прижавшись к его боку и согревая своим теплым дыханием его ребра. За агрессивным и быстрым соитием последовало медленное и нежное, а затем Эшлин заявила, что для того, чтобы понять, что ей больше нравится, нужно повторить первый вариант.

Ее слова шокировали и покорили Мэддокса, внушили ему благоговение. Ведь он показал ей худшую часть себя – чудовище, которое презирал, но это не заставило ее убежать с воплями. Она не плакала, а просила добавки. Вспомнив об этом, Мэддокс улыбнулся, а затем с удивлением отметил, что ему удалась настоящая, ничем не сдерживаемая улыбка.

Когда дух потребовал, чтобы Мэддокс пометил Эшлин, он не сумел противостоять этому порыву и был вынужден подчиниться. В итоге он укусил ее до крови. В этот момент все то лучшее, что еще было внутри его, громко протестовало, вызывая болезненное чувство стыда. Но Эшлин это понравилось, она действительно не возражала против укуса и даже укусила его в ответ. И теперь Мэддокс чувствовал себя свободным, ведь больше ему не придется бояться, что он будет как-то неправильно обращаться с Эшлин. «Мне не придется бояться», – еще раз мысленно повторил он, смакуя, эту фразу.

Эта женщина была всем, что ему необходимо, всем, ради чего стоило жить. Она… приручила его, зачаровала духа. Мэддокс уже говорил, что собирается держать ее рядом с собой, и он готов был ответить за свои слова. Эшлин принадлежала ему отныне и навсегда.

Мэддокс медленно провел пальцем по позвоночнику девушки. Она, не просыпаясь, что-то пробормотала и еще теснее прижалась к нему. Ее грудь оказалась у него под мышкой, и он ощутил жар. Что за сокровище ему досталось… Мэддокс отправился в лес в поисках чудовища, а нашел там спасение.

Рядом с Эшлин Насилие не был по-настоящему жестоким. Вместо этого дух превратился в нечто прекрасное. Темное, но чувственное. Стал не злым, а горящим желанием; не разрушительным, а властным. Два дня назад Мэддокс и не подумал бы, что такое возможно.