Шли мы не слишком долго и наконец добрались до цели – старого пятиэтажного дома. Человек-в-плаще вошел в подъезд и поднялся на четвертый этаж. Я неотступно следовал за ним.

Торопливо открыв дверь, обитую черным дерматином, он шагнул в прихожую, я прошмыгнул за ним.

Больше всего тогда я испытывал не страх, а неловкость, боясь, что навстречу выйдет жена моего персонифицированного кошмара или дитя, но в квартире стояла тишина.

А потом до меня донесся стон.

Человек-в-плаще снял свое одеяние и повесил на крючок. Не разуваясь, нервно потирая ладони, он прошествовал в узкую и длинную комнату, торцом выходившую к большому окну.

Комната была скудно обставлена: шкаф, столик, диван, картина на стене, до того пыльная, что было невозможно разобрать, что же на ней изображено.

А на диване лежал человек со связанными руками и ногами. Рот его был плотно замотан шарфом.

– Что, Владек? – неожиданно тонким голосом спросил Человек-в-плаще, спросил по-польски. – Больно? Томно? Ничего, это скоро пройдет. Все проходит, и боль, и томление. И сама жизнь. В мире нет ничего вечного.

Он небрежно размотал шарф, и лежащий на диване закашлялся, после чего прошептал:

– Зачем ты мучаешь меня, Вацлав? Что я тебе сделал плохого? Ты видел от меня только добро – это же я помог тебе бежать в Россию, я устроил твою свадьбу здесь, в чем раскаиваюсь, конечно. Зачем ты убил Дашу? Только не говори, что это она сама зачахла!

– Ну, нет, конечно, – пожал плечами Вацлав, приседая на скрипучий стул. – Я ее убедил, что она смертельно больна.

– Чем она тебе помешала?

Человек-в-плаще снова пожал плечами.

– Ничем. Просто так мне лучше, когда никого и пусто.

– Тогда зачем тебе я? Освободи меня, и тут станет пусто!

Вацлав укоризненно покачал головой.

– Ты не понимаешь, Владек. Вот здесь, – он приложил ладони к залысому лбу, – живет мой бес. Он насылает на людей страх, тревогу, тоску, отчаяние. Понимаешь? Иным мой бесенок до того может испортить жизнь, что они не выдерживают и стреляются. Ну, или вешаются. Помнишь Семена, что жил на одной лестничной площадке с вами? Еще в Минске?

– Так это ты его?

– Не я! Мой бес! Я всего лишь избранник Сатаны, и мне любопытно наблюдать, как вы маетесь, как корчитесь… Я ведь никого и пальцем не тронул! Вы сами рвете на себе волосы и разбиваете головы об стену, лишь бы не чувствовать, как я копошусь в ваших мыслях, а вы так смешно воете!

– С-садюга!

Вацлав покачал головой.

– Владек, – сказал он укоризненно, – разве я кому-нибудь причиняю боль? Нет же.

– Моральные пытки доставляют боль не меньшую.

– Ах, брось! Если хочешь знать, вы меня дико раздражаете. Я нагоняю на вас страх? Отлично! Так отчего же вы трусите? Отчего не одолеваете свою боязнь? Отчаяние вам жизни не дает? А вы переборите его!

– Вацлав, ты подонок. Ты же выбираешь не человека с сильной волей для своих извращенных игр, ты ищешь кого послабее, кто заведомо не способен воспротивиться твоему «бесу»!

– Может, и так, – пожал плечами Человек-в-плаще.

Все это время я стоял у стены, словно оцепенев. Ни Владек, ни Вацлав не видели меня, а я жадно вслушивался, и передо мной открывалась душа Человека-в-плаще – мерзкая клоака.

Я оказывался прав в своих наивных надеждах – да, узнавая суть Вацлава, мне становилось легче, незримый груз давних страхов спадал с меня, рассеивался морок.

Почему раньше я не мог воспротивиться Человеку-в-плаще? Может, потому, что не считал его человеком? Разве ребенок, боящийся «Того-кто-сидит- в-шкафу», отождествляет свой страх с живым человеком? Нет, его пугает некая непонятная сущность, затаившаяся во мраке и готовая причинить зло. Так и я.

Огромным облегчением являлось уже то, что у Человека-в-плаще оказалось обычное имя.

Однажды на концерте я встретил подобного типа, имевшего способности внушения. Он тоже любил наводить на людей страх или преклонение – это было его любимым занятием, выдавая душонку себялюбца с большими претензиями. Но чтобы вот так, как этот Вацлав, доводить людей до последней черты…

Это был обычный маньяк, только что оружием его служил не нож, а переразвитый мозг.