Что ж ты Драгвендиль! Каким ты сделался сонным! Я все рублю, а ты все лениво кусаешь. Иль ты не хочешь уж драться? Раньше ты не боялся Звона мечей, когда мы с великанами бились. Запел и Фрамар:
У старика затряслась борода; меч ему изменяет. Сталь он на битву зовет, а, девичий отец, сам он трусит. Если б и меч был остер, чтобы ранить могучих героев, Храбрость нужна, а ее-то ему не хватает. А Кетиль пел:
Нет, не дразни ты меня! Не ленивому трусу Было меня вызывать на смертельную битву. Ну же, Драгвендиль, руби, или вовсе разбейся! Нам неудача, но не до трех же раз будет несчастье. И продолжал петь:
Девы отец не отчаялся, — лишь излечился б Драгвендиль, Да я наверное знаю: три раза он не изменит. Тогда он перевернул в руке меч другим лезвием книзу. Фрамар спокойно стоял, когда меч ударил его по плечу и остановился только на бедре, отсекши одну сторону тела. Так умер Фрамар».
Едва ли нужны еще более ясные указания, что Кетиль своей песней побуждает свой меч рубить, и Фрамар прямо говорит о Кетиле, что он возбуждает свою сталь к битве. Так как его обращение к мечу на самом деле принесло тот желаемый результат, что он ранил заколдованного Фрамара, то песню Кетиля надо признать за настоящее волшебное заклинание, иначе весь рассказ был бы совершенно непонятен. После этого кажется несомненным, что волшебные заклинания, гальдары вообще, не состояли из строго определенных формул, что это были скорее поэтические воззвания к безжизненным предметам, обусловленные данным положением вещей. Даже и в тех случаях, когда мы имеем дело с волшебными заклинаниями, носившими характер установленных формул, и тогда эти заклинания обращаются к самим вещам. Во всяком случае в них нет и намека на то, чтобы они были заклинаниями духов. В саге о Ньяле имеется такое заклинание.
Сван на Бьерисфиорде хочет защищать одного человека от его врагов, которые ищут его. С этой целью он выходит вместе с ним, становится перед домом, накрывает голову козьей шкурой и говорит: «Да будет туман, страх и великие чудеса для всех тех, кто ищет тебя!» Вслед за этим сделался такой густой туман и такая тьма, что враги заблудились и должны были отказаться от исполнения своих замыслов.
Особый интерес представляют два древнегерманских, так называемых мерзебургских, волшебных заговора, относящихся к IX веку, так как они
