В момент, когда чьи-то теплые и сухие руки обхватывают ее, весь ее внутренний мир взрывается паникой: «Нет! Пожалуйста! Все, что угодно. Нет! Я не хочу умирать!». На глазах, сквозь плотно сжатые веки, пробиваются слезы. Она судорожно колотит своей слабой, почти детской ручкой, по чьему-то телу, не замечая того, что они больше не скованы в зажимах.
— Тише, тише лисенок, это я, Гвиневра.
Наконец, Тарквиния открывает глаза, всматриваясь в облик саламандры с чувством удивления и счастья, после чего сжимает ее в объятиях, утыкаясь своей мордочкой ей в грудь.
— Мне… Мне было так страшно. Пожалуйста, не оставляй меня больше, — инари всхлипывает, шмыгая заложившим носом, — Я не хочу умереть в одиночестве.
Тарквиния рыдает, спрятавшись от жестокого мира в объятиях Гвиневры. Может она (Тарквиния) и умрет, но пусть она (Тарквиния) умрет рядом с ней. Они могут делать что угодно, угрожать ей самыми страшными пытками, но она больше ни за что не отпустит из своей жизни этот последний лучик света.
Стальной механический голос врывается в её едва созданный островок тепла падающим метеоритом: «Инари жива, как мы и обещали. Теперь потрудитесь одеться. Вебер и Молотов хотят поговорить с вами наедине».
— Не отпускай меня, — Инари сидела, чувствуя как внутри все сжимается от взгляда тех, кто еще несколько минут назад, хотел вскрыть ей череп и потому сейчас крепко сжимала ладонь Гвиневры, боясь выпустить ее хоть на мгновение.
Они были в небольшой комнате, три на три метра. Чистой и вымытой. Только один выход, что теперь был скрыт тяжелой стальной дверью. Три стальных стула, приваренных к полу. Стол. И противный яркий свет слепивший привыкшие к скудному освещению глаза.
Их главарь — именно так решила называть его Тарквиния, краешком взгляда проследил за тем, как они сели, после чего подошел к неприметному изображению на стене в виде схематичной двухголовой птицы и сложил руки в необычный молитвенном жесте, напоминающий идол, перед которым он встал.
— Император всемогущий, все в твоих руках, пусть тьма рассеется и свет озарит мой путь, — губы почти бесшумной шепчут слова чуждой молитвы.
Он ей не знаком. И если паука она успела хорошо рассмотреть еще пока была прикована к постели, то облик второго Тарквиния видит впервые.
Он был важен. Очень. Тяжелый кожаный плащ, исписанный непонятными письменами, широкополая шляпа, что сейчас была аккуратно поставлена в угол стола, волосы с налетом седины и пронзительные голубые глаза, необычайно добрые, что словно впились ей в душу, наполняя изнутри каким то внутренним теплом. Он приветливо улыбнулся и Тарквиния увидела вторую его странность. Его лицо. Это было лицо молодого мужчины, быть может, чуть старше тридцати лет. Может и чересчур бледное, но слишком молодое для такого человека.
Она чувствовала его вкус, его возраст прямо таки витал в воздухе — несколько столетий. Это пугало и сбивало с толку. Люди столько не живут.
— От имени Империума и нашего Бога-Императора я, Максимилиан Вебер и мой друг, Молотов фон Майер, приветствуем вас в нашей скромной обители, — Вебер наконец решил разорвать ставшее тягостным молчание и с улыбкой обратился к двум девушкам, что сейчас сидели, с затравленным видом озираясь по сторонам.
Обычно на всех переговорах слово брала на себя бойкая инари, но, едва взглянув на нее, Гвиневра поняла, что от нее сейчас толку будет немного: «Давайте сразу к делу, кто вы и что вам от нас нужно?».
— Нам от вас? — на лице Вебера скользнуло легкое недоумение, — Вы наверно что-то перепутали, но это сейчас ВАМ от нас кое-что нужно, не так ли?
— Господин инквизитор, сейчас не время для пустопорожних бесед, — Механический паук развернулся к ним, заставив Инари с силой сдерживать рыдания страха. — Не скажу, что столь резкий поворот в вашей судьбе радует всех из нас, но сейчас у вас есть уникальный шанс заслужить право на жизнь. Мои исследования показали, что вас, с небольшой натяжкой, можно назвать людьми.
— Людьми? Это абсурд! — Гвиневру охватывает недоумение, — но вы же сами прекрасно видите, что между нами нет почти ничего общего. Она пытается что-то добавить, но умолкает, получив от Тарквинии ощутимый удар локтем.
— Это большая честь для нас, но мы всего лишь скромные путники, что шли вслед за небесными камнями. И, если вы признали нас людьми, то может вы тогда дадите нам шанс окончить свое путешествие?
На лице Вебера появилась сочувствующая улыбка: «Поймите, вас сейчас освободили не для того, чтобы спокойно отпустить, будто ничего не было. Вы нам нужны. Мы в этих землях чужаки и нам нужен… Проводник. Кто-то с опытом путешествий».
— Чужаки? — Гвиневра с сомнением посмотрела на Вебера, — Да, на лескатанийцев вы не похожи, но вы явно и не из пограничных княжеств, откуда же тогда вы?
Улыбка Вебера стала еще чуть шире, словно он ждал этого вопроса: «Наш дом далеко отсюда, но, чтобы вам было чуть проще, можете думать, что мы пришли со звёзд».