— А эти отважные абхуманши, — Она делает жест в сторону минотаврих, — даже перед лицом грозного врага не дрогнули и встали на защиту своих человеческих собратьев! Не думая отступить, даже когда их стали покидать последние силы.

— Господин Вебер, — Тарквиния встает перед ним на одно колено, — склоняюсь перед вашей мудростью, молю, даруйте милость, дайте попытку имперским священникам обратить их души к слову Императора. И в залог я даю вам свою жизнь. И если их души окажутся черны, то пусть меня постигнет та же судьба, что и их.

Она встает с земли, выпрямляясь во весь рост, чувствуя как в груди словно горит огонь, что распространяется до самых кончиков пальцев. Сердце бешено стучит. Страх отринут и забыт. Она сделала то, что ей велело сердце и теперь не отворачивая взгляд смотрит в глаза инквизитора, не пряча взор. Поступок, на который до нее отваживались лишь космодесантники.

Над толпой повисает тягостное молчание. В глазах испуганных деревенских жителей лишь мольба и какая-то странная, безумная надежда. Маленькая инари вдруг стала в их глазах великаншей, чей рост был выше самых высоких сосен (это все метафорически).

— Хорошо.

Слова Вебера действуют на Тарквинию, и на Гвиневру, словно ведро холодной воды. Взгляд Тарквинии потухает, неистовый огонь, что горел в ней подобно доменной печи кузниц Марса, гаснет и она чувствует, словно та сила, что она ощущала внутри себя, медленно покидает ее тело, словно она лишь взяла ее в долг и теперь отдает с процентами.

На тело вдруг наваливается свинцовая усталость. Теперь все ее силы она тратить на то, чтобы не свалиться замертво прямо перед Вебером.

Сам инквизитор лишь улыбается уголками глаз. Если на его лице и появилась улыбка, то ее не видно за высоким воротником. Он поворачивается к притихшей толпе: «Сегодня можете праздновать, несмотря на все ваши прегрешения перед ликом представителя священного Ордос, я дарую вам свою милость. И если ваши тела и души пройдут все проверки, то я даже дарую вам право называться абхуманами». Он разворачивается, уходя к своей химере и лишь его плащ развевается на ветру.

— Великий Ака… Император! Девочка, что с тобой? — Тарквиния с благодарностью чувствует чьи-то нежные и сильные руки, что обхватили ее.

— Гвиневра, пожалуйста, не отпускай меня. У меня такое чувство, будто, я сейчас упаду.

— Хорошо. Пойдем, выпьем чаю. Ты даже не представляешь, как напугала меня!

Тарквиния чуть ли не повисает на плечах своей подруги и уже собирается уйти, со ставшего невыносимо ярким Солнца, когда одна гольштавра из толпы вдруг обращается к ней: «Да благословят боги твою добрую душу!».

Тарквиния, не смотря на слабость, все же находит в себе силы развернуться, после чего обращается к ней, а затем и ко всей толпе: «Боги… Забудьте о своих старых богах и веселых праздниках. Отныне для вас есть лишь один бог — Император человечества, он же — Омниссия. А ваша жизнь теперь — служение Ему».

Тарквиния вновь поворачивается, едва шевеля губами: «Гвиневра?».

— Да, маленькая.

— Мне кажется, я сейчас упаду в обморооооооооок., - тело инари вдруг повисает, не подавая признаков осознанной деятельности. Гвиневра с трудом размещает ее на своих руках, когда рядом появляется Салливан: «Пойдем, нам нужно многое обсудить. И там будет кровать, куда можно положить нашу бунтарку отдохнуть».

В командирской палатке тихо, лишь умиротворяюще гудит небольшой кондиционер, успешно отгоняя полуденное тепло.

На кровати, укрытая лишь легким одеялом, лежит, забывшись беспокойным сном, Тарквиния. Сквозь закрытые веки видно глаза, что во сне отчаянно мечутся, словно пытаясь что-то разглядеть в том кошмаре, где обрел свое пристанище ее уставший разум. Лоб покрылся испариной. Иногда она испуганно вздрагивает, сжимая в руках одеяло.

— Господин Вебер, что с ней? — Гвиневра с тревогой смотрит на свою подругу, иногда вытирая тряпочкой пот с ее побледневшего лица, — Господин?

Инквизитор мрачным взором осматривает помещение. После стольких дней уединения видеть сейчас всю свою группу в полном составе даже как-то непривычно. И обсуждать подобное с ксеносами и кем-то из чужаков, явно не то, о чем он мечтает.

— Твоя Тарквиния была одержима.

— Одержима? Но кицуне-би не берут под контроль мамоно, только человеческих женщин!

— Я говорю не о местной пародии на опасности варпа! — Вебер прислоняется к опорной балке, вопросительно глядя на Гвиневру. — Ваш народ уже очень долгое время играет с силами имматериума, и, в целом, ты очень неплохо осведомлена о вашей Демонической Энергии.

— Да, я даже была в Зипангу, но ушла оттуда сразу, как только почувствовала, что становлюсь слишком мягкой, — она на секунду задумывается, — но ведь всем известно, что ДЭ опасна разве что для человеческих женщин.

— Имматериум опасен для всех, кто проявляет излишнее пренебрежение опасностям, — Эйлад, до этого полуневидимой тенью стоявший в стороне вышел вперед, обнажив тонкие скулы своего лица и белую, почти алебастровую кожу своего облика, — Твоя подруга хоть и не является великим магом, по