Демон развёл руки, заключая мир в гибельные объятия, и широко распахнул пасть. Он вздохнул, застыв от невыразимого наслаждения и голода, а затем запрокинул голову, направив пустые глаза в пустоту. Стоял полдень, но тьма подобно туману начала подниматься вверх от твари, образуя пустой чёрный полог, с каждым мгновением расходящийся всё дальше от поселения. Казалось, что по воздух растекаются чернила, но это было нечто гораздо более зловещее. Это была кислота, разъедающая реальность, не оставляющая ничего на своём пути.

Выжившие культисты начали шептаться, и демон склонил голову вновь. Его язык облизал звук и нашёл его приятным. Затем чудовище заговорило, и Гальба понял, что именно его голос мучал его с первой ночи на Пифосе. Этот звук был насмешкой над всеми принципами и всеми надеждами. Он был глубоким, басовитым, свистящим. Это были ползущие горы, грохочущие змеи.

— Произнесите имя мое, — сказал демон и расхохотался, наслаждаясь своим голосом. Он смеялся, и отзвуки смеха разносили кошмары.

— Мадаил, Мадаил, Мадаил… — зашептали давиниты. Толпа у ворот подхватила речитатив, сделав его громче.

— Мадаил, — повторил демон. Он словно пробовал звуки на вкус, растягивая их: Мадааааааааааил. Вторая половина имени превратилась в исступлённый, экстатический выдох. В форму синестетических теней, вкус которых помнил Гальба. То были лишь предшествующие бедствию отзвуки, но теперь, наконец, раздался звук, пришедший на судилище из ночи. Мадаил.

Демон посмотрел на космодесантников.

— Я пастырь стада сего, — объявил Мадаил, превращая слова в нечто неприличное. — И я здесь, чтобы привести его к лугам изобильным, — он склонился вперёд, в предвкушении закатывая глаза. — Распахните же врата!

— Сейчас! — закричала Ске Врис.

Вдоль основания частокола прогремели взрывы. Врата исчезли в огненной буре, и целая секция стены стометровой длины обрушилась, открыв поселение хищникам. Сервы легиона подались назад. Некоторых из них раздавили горящие брёвна, но они держали ряды и начали стрелять в культистов. Безоружные давиниты не сопротивлялись.

— Настало время приношения даров.

Давиниты устремились вперёд так, будто ими командовал один разум. Ближайшие к сервам культисты бросились прямо на очереди лазерного огня, хохоча, наслаждаясь смертью. Остальные бежали через рухнувшие врата. Мадаил вновь вздохнул в предвкушении.

— А затем придёт время единения.

Железные Руки и Саламандры обрушили на демона всю ярость своих болтеров, и из мест взрывов хлынул тёмный ихор. Мадаил замер, словно упиваясь своими ранами, а затем тяжело опустил древко своего оружия, вонзив его сквозь кровавый пол ложи в саму землю. От места удара пошла волна, земля содрогнулась так же яростно и внезапно, как озеро в буре. Космодесантников разбросало в разные стороны. Гальба тяжело упал, но быстро поднялся, продолжая стрелять. Демон просто махнул свободной рукой, вцепившись в воздух, собирая реальность в складки, и угодившие в них снаряды исчезли.

Гальба заметил, как тяжело ему глядеть на демона, на Мадаила, наступавшего за щитом из израненного материума. Он видел тварь так, словно глядел через покрытое трещинами зеркало, изображение распадалось на накрадывающиеся друг на друга части, а линии расколов до слёз резали глаза Гальбы. Слёзы текли по его лицу. Когда он пробовал их на вкус, то понял, что это были кровавые слёзы.

— Брат-капитан, — произнёс по воксу Антон. Он мог видеть каждый шаг в следующие мгновения и то, чем будет конечный результат. Если бы он смог предупредить Аттика, то возможно эти мгновения не станут тщетными. Но в сети слышались лишь помехи. Он едва мог разобрать сообщения остальных воинов отделения.

— Брат Гальба, — сказал Кхи’дем. — Прости меня. Я был неправ.

— Мы все были неправы, — зарычал Антон. Но если это конец, то я встречу его достойно десятого легиона. Он перехватил цепной меч. Клинок рычал, Гальба готовился к двуручному удару. На краю сузившегося поля зрения сержант видел, как следом за ним бегут его братья. Он слышал рычание выходящий на позиции «Поборников». Откуда-то сверху доносился гневный рык «Громовых ястребов». Железные Руки приближались к чудовищу, и машины изгонят эту нелепость из мира рассудка. Таков был обет Гальбы.

Это не было его надеждой. Антон больше не надеялся ни на что.

Демон был всего лишь в двух шагах, Гальба стоял на острие атаки. Искажениям не остановить его, слишком малы были трещины в реальности. Антон был неудержимым джаггернаутом, огромной массой, направляемой праведным возмездием. Он не был плотью. Он был самой силой.

Мадаил ударил первым. Демон взмахнул своим трезубцем, а Гальба, чьё зрение распадалось, не увидел всей чудовищной длины его размаха. Оружие сверкнуло тьмой и пробило доспехи Гальбы, расколов чёрный панцирь, укреплённые рёбра и пробив сердца. Внезапную боль и шок заслонило нечто худшее: чувство смертельного ускользания. Тело больше не подчинялось его воле. Конечности обмякли. Цепной меч выпал из бесполезных пальцев. Хохоча, Мадаил бросил легионера прочь. По экрану шлема Гальбы каскадом пронеслись красные руны критических повреждений, а затем всё потемнело.

Тьма расползлась из раны, сжимаясь вокруг тела, словно кулак. Она была холодной. Она была сильной. Сильнее его.

Всё-таки он был плотью.