— Ты ещё не дома, — произнес жрец, и Каншелл едва не расплакался от благодарности.

— Да!

Именно так всё и было. Он пока ещё не стал здесь своим, хотя и мечтал об этом так же сильно, как страшился ночей на базе.

— Наша песня и это место всё ещё непривычны тебе. Ты должен обрести уверенность, получить знак, что не предаешь собственную веру, присоединяясь к нашей службе.

— Да, — повторил серв, вновь заливаясь слезами.

— А если я скажу, что наши религии одинаковы?

— Хотелось бы в это верить.

Хотя лицо жреца скрывалось под капюшоном, Йерун не сомневался, что собеседник улыбнулся.

— Иногда для поддержания веры необходимо доказательство, и ты получишь его. Приходи к нам снова и принеси символ своей религии. Так ты узнаешь правду и возрадуешься, присоединившись к нам.

— Спасибо, — прошептал Каншелл.

Он попытался уйти, но ощутил слабость в ногах и понял, что упадет, если попытается сделать шаг. Но тут на помощь пришла Ске Врис, закинув руку серва себе на плечо. Приникнув к послушнице, Йерун проковылял к выходу из ложи, и, оказавшись снаружи, заметил в задних рядах несколько других слуг легиона, следивших за ритуалом с глубокой завистью на лицах. Песнопения всё так же гремели в ушах Каншелла, сердце отзывалось на их прикосновения могучими ударами, полными освобожденной силы веры. Серва пронизывало предчувствие, видение того, что может произойти. Думая о силе, пришедшей к нему после утренней молитвы, Йерун представлял, насколько могущественнее стал бы круг верующих, будь в нем столько же людей, что и в толпе у ложи. Вознесение хвалы Императору так, как Он того достоин, открыто и многими сотнями уст — это, не сомневался Каншелл, нанесло бы страху смертельный удар.

И зачем останавливаться на этом? Видение серва расширялось, он представлял тысячи, миллионы, миллиарды верующих, в полный голос славящих Императора. Дыхание замерло в груди Йеруна. Он не был жестоким человеком, никогда не сражался, чистил и чинил оружие, знал, как оно называется и используется, но ни разу в жизни не выстрелил из него. Он был Йеруном Каншеллом, сервом-разнорабочим, незначительной, легко заменимой шестеренкой в механизме Х легиона, и ничем большим. Но ради воплощения этой мечты он готов был убивать.

Манящее, красочное видение не оставило серва, когда он поднялся на борт транспортника, отправлявшегося на базу. Лишь спустившись на посадочную площадку и услышав звуки из-за стен лагеря, Йерун понял, что образы померкли. Остался только зов грядущего, и Каншелл уцепился за него, за обещание силы — а тем временем страх вернулся, отращивая новые когти и клыки, создавая новые способы убийства надежды.

Юная ночь распевала под совсем иной мотив. Разносилась песня хищников, и в ушах серва звучали новые призывы и ответы: рыки альфа-существ, отклики их стай. Вокруг базы неожиданно собралось множество ящеров, ещё утром ничто не предвещало подобной какофонии — но сейчас бессчетные рептилии вызывающе ревели за стенами, насмехаясь над своими жертвами.

Каншелл уходил с посадочной площадки, не торопясь в общежитие. По-прежнему ощущая слабость в ногах, он постоял на открытом месте между зданиями. Завывание во тьме мучило серва, словно челюсти тварей уже смыкались на его голове.

Там Йеруна и обнаружила Танаура, выглядевшая так же измученно внешне, как он чувствовал себя внутренне. Впрочем, очертания скул Агнес всё ещё казались выкованными из железа.

— Сколько времени это продолжается? — спросил Каншелл.

Болтерный огонь со стены. Рев, сменяющийся визгом и затем тишиной. Отзвуки осады поселения на плато. Чудовища, пробующие оборону на зуб.

— Всё началось утром, и в течение дня они продолжали наглеть, — объяснила Танаура.

— Почему? — спросил Йерун в пустоту. Поведение «здешних» ящеров волновало его сильнее, чем атаки на частокол — уязвимость поселения выглядела очевидной, но лагерь Железных Рук был укрепленной позицией, с прочными стенами, которые защищали воины, могучие, как боги. Почему же хищники нападают на подобную цель, и с таким упрямством?

— Не надеются же они прорваться внутрь? — добавил Каншелл.

— Это животные, — ответила Агнес, — им неведома надежда.

— Правда? А что же их здесь держит?

«Ещё как ведома, — подумал Йерун. — И они надеются испить нашей крови».

Треск сломанных ветвей. Грохот тяжелых тел, сталкивающихся между собой. Яростное и болезненное рычание.

Некоторые чудовища, устав ждать, начали грызться друг с другом.

— Я не знаю, — Танаура с деланным пренебрежением пожала плечами. — Может, надежда у них и есть, но разума точно нет. Внутрь ящерам не попасть, легионеры уничтожают тварей, как только те подбираются к стене.

— А когда закончатся боеприпасы?