– Не знаю.
Изабель присела ко мне на кровать:
– Прости. Лил, я знаю, что ты можешь это сделать. Тебе просто нужно поверить в себя.
– Спасибо, мам, – отмахнулась я.
– Не ерничай. Я пытаюсь тебе помочь.
Я убрала руки с лица и посмотрела на Изабель:
– Знаю.
– Расскажи мне о конкурсе, – попросила подружка.
Я приподнялась на локти:
– Он проводится институтом Гербергер.
Изабель ахнула, и ее темные глаза расширились.
– Вау. Это очень престижно, Лил!
Я кивнула и нервно потянула секущийся волосок.
– Знаю. Там приз пять тысяч долларов… конечно, было бы здорово его получить, но еще лучше получить трехнедельный курс лекций одного из профессоров.
Изабель улыбнулась:
– Это колоссально. Профессор ведь может помочь с приемом в университет, да?
Я кивнула. Я старалась особенно об этом не думать. Победа в этом конкурсе не только позволит мне оплатить колледж, что не могут себе позволить мои родители, но поможет
– Дай же мне что-нибудь прочитать. Текст хотя бы одной песни… – Изабель показала на зелено-фиолетовый блокнот, который лежал на моей сумке на полу.
Меня накрыла волна смущения, и я пожала плечами:
– У меня есть парочка идей, но мне нужно их доработать. Я правда хочу с тобой поделиться, только не сейчас.
Подружка закатила глаза и встала, чтобы переодеться в пижаму:
– Трусиха.
Я бросила в нее своим носком и снова опустилась на кровать – перед глазами предстал постер. Она была права. Я была трусихой.
– Думаю, Эйнштейн меня осуждает.
– Возможно. Может, он посмотрел твой блокнот?
Я хихикнула и полезла в сумку за своей пижамой.
Изабель сменила тему:
– Один фильм или два? – Это был наш способ узнать, как долго мы собираемся не спать.
Я улыбнулась:
– Два. У нас впереди вся ночь.
Под утро зазвонил телефон, и я в дезориентации села на раскладном диване Изабель. Экран телевизора горел синим, а сквозь щели жалюзи сочился слабый утренний свет. Телефон перестал жужжать, а через десять секунд вновь ожил.
– Алло? – сонно ответила я.
– Лили. – Это был папа. – Сегодня у твоего брата последний футбольный матч. Ты говорила, что хочешь сходить на один. Это последняя возможность.
– Во сколько?
– В восемь. Через полчаса.
Я зевнула. Мы с Изабель не спали до трех ночи, но я попыталась взять себя в руки:
– Да, я хочу пойти.
– Хорошо, заберу тебя по пути через двадцать минут.
– Спасибо.
– Кто звонил? – простонала Изабель с кровати, после чего села. Ее обычно идеально завитые черные локоны плотно облепили голову.
Я попыталась укротить свои волосы, которые по утрам всегда больше походили на безумные кудри, чем на мягкие волны.
– Папа. Ложись спать. Мне надо бежать.
– Что? Почему? А как же блинчики?