ушла спать.
Той ночью ей снились акации, прибой, корица, лодочная станция и мужчина её мечты.
Именно поэтому в пятницу утром мадам Шатте отправилась за покупками, а вовсе не потому, что она была легкомысленной особой. Ей нужна была всего одна улыбка – но какая? Как хорошо, что интуиция подсказала мадам Шатте скупить их все!
И вот теперь, проводив Бесс Томпсон, мадам стала клеить улыбки к холсту. Но стоило убрать руку, как они тотчас же падали на пол. Мадам Шатте испробовала всё: канцелярский клей, шампунь, повидло, молоко, кисель, чернила и даже овсянку. От расстройства она нечаянно съела несколько улыбок, которые, как выяснилось, необычайно вкусны с малиновым повидлом.
Мадам Шатте было очень неловко – ведь именно она нарисовала мужчину таким печальным. Какая нелепость – человек без улыбки! Всё равно что кот без усов. И мадам Шатте стала продевать шёлковую нить в игольное ушко.
– Сейчас я пришью вам улыбку, самую искреннюю из всех, – сказала она. – Только не бойтесь и не двигайтесь. Вы же не хотите потом всю жизнь улыбаться ушами или носом?
– Вы знаете, – ответил мужчина её мечты, – я ужасно боюсь щекотки. Не нужно ничего пришивать, лучше выходите за меня замуж!
И улыбнулся – нежно, искренне, мужественно, весело и немного иронично.
Надо сказать, мадам Шатте не ждала такого развития событий, а потому без лишних раздумий согласилась.
– Побудьте здесь, – сказала она, – я только захвачу зубную щётку. Но вы обязательно расскажете мне потом, где раздобыли такую великолепную улыбку!
Мадам Шатте не любила сантиментов и именно поэтому вышла попрощаться с Авионом. Она поцеловала его в нос и отвернулась, чтобы смахнуть непрошеную слезу.
Авион хотел было расстроиться, но передумал. Вместо этого он медленно покатил в сторону моря, тихонько посвистывая несмазанным левым колесом. Авион знал, что по дороге ему обязательно встретится маленькая девочка, которая мечтает о небе.
Мадам Шатте подошла к Дому и провела ладонью по шершавой кирпичной стене. Дом не ответил. Только в ванной для гостей из крана вдруг закапала вода, которая – кто поверит! – была солёной на вкус.
Мадам Шатте надела шляпку с широкими полями, повязала шёлковый бант на шею и зачем-то прихватила чёрный зонтик из кладовки. Вернувшись к своей картине, она закрыла глаза (всё-таки мадам Шатте была ужасной трусихой) и сделала шаг вперёд.
5. Мадам Шатте читает
Уже после того, как мадам Шатте научилась самостоятельно улыбаться, вздыхать и плакать, а также многим другим не менее важным вещам, после того, как старший её сынишка пошёл в школу, а младший сказал своё первое слово «Бу!» и пригрозил ложкой коту… В общем, через много-много лет мадам Шатте решила разобрать старые бумаги, пылившиеся на чердаке.
Там, среди театральных программок, старых газет, писем от тётушки Фанни и просроченных билетов на дилижанс, она нашла несколько листков, исписанных неряшливым почерком мужа.
Мадам Шатте отложила папку с документами, устроилась поудобнее у окошка, из которого открывался замечательный вид на скалистый берег моря, и стала читать:
«В пятницу утром мадам Шатте скупила все улыбки у местных торговцев.
Весёлые и грустные, чопорные и скромные, детские и старушечьи, вежливые и безобразные, тёплые и мягкие, нежные, счастливые, злодейские, ироничные, открытые, робкие, скупые, подобострастные – все…»
Мурзыкин
Кот
Случилось – в квартиру к Мурзыкину забрался кот. Робко скрипнула форточка – и вот он, пожалуйста, сидит на старом бабушкином стуле, смотрит жалобно, молока просит.
Надо сказать, котов Мурзыкин не любил с детства, считая инопланетными захватчиками. В изгибе кошачьих усов, в желтизне глаз и, особенно, в полосатости видел Мурзыкин признаки подозрительного и, безусловно, внеземного их происхождения. Потому в ответ на жалобный взгляд кота Мурзыкин взялся за веник. Сказал ласково:
– Пшёл вон, собака!
Кот, не будь дурак, тотчас нашинковал докторской колбасы и налил Мурзыкину сто граммов. Мурзыкин нахмурился, ища подвох. Водку, однако, выпил. Потянулся снова за веником – а веника-то и нет. Кот им уже пол подметает. Уборку затеял, подлец.
«Всё это чрезвычайно подозрительно», – подумал Мурзыкин и притворился спящим. Одним глазом за котом смотрит, другим внутри себя мысли разглядывает. Ловок был Мурзыкин. А и кот не промах. Принялся, мерзавец, ходить из угла в угол, заразительно урча. «Спать нельзя», – думает Мурзыкин, а сам уже бежит с сачком по треугольному дереву и поёт сиреневую сову.
Проснулся Мурзыкин, до краёв наполненный предчувствием. Решительно открыл глаза, готовый к самой страшной катастрофе или даже апокалипсису.
