Поэтому мадам Шатте попросила Авиона лететь к морю.

Допив чай, она отвела руку в сторону и выпустила чашку. Зная, что ангелийцы считают разбитую посуду доброй приметой, мадам Шатте всякий раз старалась порадовать местных жителей. К тому же это был отличный способ избавляться от сервизов, которые с бараньим упрямством дарила ей на все праздники одна дальняя родственница. Чашка просвистела перед самым носом пожилого джентльмена и вдребезги разлетелась на мостовой. Тотчас же Авион взмыл под облака, и выше, и выше, туда, где голубое небо и солнечный свет.

Через полчаса на горизонте показалось море. Оно медленно катило волны навстречу берегу и спорило с небом чистотой красок. Это море было олицетворением спокойствия и совсем не походило на беснующуюся стихию, спрятанную за куском атласа в Доме мадам Шатте.

Вернувшись домой поздно вечером, мадам Шатте поспешила в гостиную, сдёрнула с картины завесу и тут же отпрянула, испуганная обнажившейся тьмой. Сердце её остановилось на мгновение, но почти сразу же забилось вновь – мадам Шатте разглядела звёзды за окошком и услышала где-то вдалеке шум прибоя. Мужчина её мечты спал, сидя в кресле. На столе белели в свете звёзд несколько листков бумаги. С минуту мадам Шатте слушала его спокойное дыхание, потом аккуратно завесила картину и на цыпочках удалилась из комнаты.

Этой ночью ей снились маленькие серебристые рыбки, фиолетовое небо, тёплый дождь и мужчина её мечты.

Мадам Шатте терпеть не могла гостей, а потому в одиннадцать утра каждую субботу устраивала чаепитие. Когда никто не приходил, что случалось не так уж редко, мадам Шатте доставала из ридикюля флакончик со вздохами облегчения и радостно испускала один из них. Каждый вздох обходился ей не так уж дорого в сравнении с необходимостью выслушивать неуёмную трескотню ангелийских кумушек, которые в присутствии мадам Шатте стремительно теряли свою сдержанность.

Стук в дверь раздался одновременно с боем часов. Мадам Шатте надела радушную улыбку и поспешила в холл навстречу гостям.

Анна Медоуз и Бесс Томпсон – наихудшее из того, что может случиться со здравомыслящим человеком в субботнее утро. Рослая, похожая на упряжную лошадь, Анна Медоуз, казалось, ненавидела весь мир. Её глаза пылали таким неприкрытым отвращением к окружающим, что мадам Шатте задумывалась иногда – не покупное ли? Кроме того, Анна Медоуз была невероятно скупа, что сильно сказывалось на её облике: платья, которые она носила, вышли из моды ещё пятьдесят лет назад, а шутки и сплетни явно покупались на распродаже.

Анна Медоуз не истратила бы ни одной, пусть даже мимолётной, улыбки без основательной на то причины. Теперь же она улыбалась широко, по-детски. Принюхавшись, можно было уловить лёгкий запах плесени – верно, Анна перерыла самые дальние кладовые в надежде позлить мадам Шатте.

Бесс Томпсон, глупая, как три козы, улыбалась одной из своих дежурных улыбок, купленных на прошлогодней ярмарке.

Вопреки ожиданиям, чаепитие прошло сносно. Бесс Томпсон тараторила о суфражистках и визите Королевы, Анна Медоуз поделилась прошлогодними сплетнями о жене ректора. Мадам Шатте старалась не вмешиваться в беседу, лишь время от времени кивала невпопад и нервно поглядывала на картину в кривом углу.

Черничный пирог был съеден, чай допит, все сплетни пересказаны и пропущены мимо ушей, запас дежурных улыбок растрачен. Гостьи уже заторопились по домам, когда блуждающий взгляд Анны Медоуз зацепился за кривизну дальнего угла комнаты.

– Как мило, – сказала она и брезгливо поджала губы. Широкая детская улыбка, которую экономная Анна Медоуз умудрилась растянуть на два часа, наконец исчезла.

Мадам Шатте молча наблюдала за гостьей, которая, не спросив разрешения, направилась к картине. Со словами «Вы, конечно же, не против, дорогая» она приподняла край атласной занавески.

Пожалуй, будь у Анны Медоуз с собой пузырёк добротного женского визга, в это мгновение она бы истратила его без остатка. Но ввиду отсутствия не только визга, но и его более дешёвых заменителей Анна Медоуз молча сделала два шага назад, потянув за собой ткань, и застыла в нелепой позе. А потом бросилась вон из комнаты.

На картине, освобождённой от покрова, был изображён каменистый берег моря, освещённый ярким полуденным солнцем. Мужчина, вышедший из воды, в спешке натягивал штаны прямо на мокрые кальсоны.

В четверг мадам Шатте захотелось послушать музыку. Поэтому она спустилась в гостиную и принялась рисовать кроликов. Кролики получились слишком испуганными. Закрашивая их, мадам Шатте случайно нарисовала мужчину своей мечты. Взгляд его был полон печали и понимания, точно мужчина её мечты всю жизнь ждал, чтобы его нарисовали.

– Стойте смирно, – сказала мадам Шатте, – я дорисую вам улыбку.

Мужчина её мечты послушно замер на месте и сказал:

– Я люблю вас.

– Какие пустяки, – возмутилась мадам Шатте и взялась за кисть.

Попытки нанести новые мазки на холст не увенчались успехом. Она перебрала все краски – напрасно. Картина жила своей жизнью, отказываясь подчиняться воле создательницы. Мадам Шатте растерялась. Как же можно без улыбки? Без улыбки никак нельзя. Завесив полотно атласной материей, она