Мартышка каждый раз приветливо встречала Койота у входной двери, с явным удовольствием ходила за ним хвостом по гостиной. Иногда замирала, словно прислушиваясь к чему-то, – лицо её при этом делалось неподвижным, почти мёртвым – такие лица Койот видел потом у парализованных стариков. Постояв так секунду-другую, Мартышка срывалась, убегала наверх по лестнице. Койот несколько раз поднимался за ней следом и заставал Мартышку у небольшого чердачного окошка. Она с ногами забиралась на стул и напряжённо смотрела куда-то вдаль. Кроме стула и окошка на чердаке был только древний телефонный аппарат, из которого крысиным хвостом торчали огрызки проводов. Телефон не был ништяком – никакого отклика на прикосновение – и, разумеется, не работал, но изредка Мартышка снимала трубку, набирала номер и слушала тишину. Под лестницей, ведущей на чердак, пряталась пыльная дверь подвала. Мартышка всегда пролетала мимо, точно двери не существовало. Койот же проходил осторожно, как по краю пропасти. Он сам не знал почему, но дверь эта тревожила его. Даже сильнее, чем дверь в мамину кладовку в те давние времена, когда он вообразил, что там живёт тролль.

В пятницу днём, когда Мартышка убежала наверх, Койот, насвистывая Чатаннугу Чу-Чу, положил воробушка в карман.

Домой он нёсся вприпрыжку. Чувствовал тяжесть воробушка в кармане и мог думать только о том, чтобы снова взять его в руку, поймать блики солнечных зайчиков и услышать шёпот майской листвы.

Койот влетел в свою комнату, прыгнул на кровать и попытался достать воробушка. Что-то было не так. Как будто в одно мгновение тучи затянули небо, как будто солнце исчезло, а с ним и весь свет в мире. Воробушка не было. Вместо него Койот обнаружил горстку прозрачных кристаллов, похожих на лёд. Прикосновение к ним ничего не меняло. Мир оставался прежним, Койот тоже.

Он проревел весь вечер. Мать не могла понять, что с ним происходит, не могла найти слов, чтобы успокоить его. А потому поставила в угол.

В заброшенный Дом Койот больше не ходил. До поры.

От кружилки осталось мало что. Половину пришлось отдать Упырю, но лошадок Койот припрятал, это было бы уже совсем свинство – отдать лошадок в нечистые упырьи лапы. На карусельных лошадках Койот протянул почти две недели.

Койот скрутил колпак из куска фольги, высыпал туда несколько осколков последней лошадки и вставил колпак с кристаллами в держатель. Держателем служил сачок миниатюрного садового гнома, которого Койот украл хулиганства ради. Сетку из сачка он давно выбросил за ненадобностью. Гном мерзко улыбался, казался полным тупицей – и этим нравился Койоту. Уродец был по крайней мере честен. Руки Койота мелко подрагивали, когда он скручивал трубочку из белого листа. Упырь и другие состайники предпочитали крутить купюры, но Койот считал это кощунством. Он потянулся за зажигалкой, которая обычно лежала в коробке, рядом с круглой жестянкой из-под леденцов, где Койот хранил кристаллы. Пошарил рукой, выругался, заглянул в коробку. Зажигалки не было. Только жестянка с последним лошадкиным хвостом.

В одно мгновение футболка Койота стала липкой от пота. Кто-то был здесь. Кто-то видел его тайник.

Упырь?

Койот осторожно положил раскрутившуюся уже трубочку на стол, отодвинул гнома с полным колпаком подальше от края, чтобы не опрокинуть ненароком. Сел на пол.

Если бы здесь без его ведома побывал Упырь, не осталось бы ни одного кристалла. Этот кошмар давно преследовал Койота: Упырь выслеживает его нору, забирает весь запас льда и требует ещё. Хуже был только кошмар про то, как Упырь находит Дом.

Нет. Упырь глуп и жаден. Он не оставил бы и кусочка лошадки. Да и старая пластиковая зажигалка ему ни к чему. А кому – к чему-то? Койот попытался сосредоточиться, но получалось плохо. Ему срочно нужно было покурить. Чтобы успокоиться, он машинально провёл рукой под кроватью, собирая несуществующую пыль. И наткнулся на зажигалку. Дыхание выровнялось, тревога мгновенно исчезла. Будто он уже покурил. Легко поднявшись, Койот принялся заново крутить трубочку. Руки теперь совсем не дрожали.

Кружилка была хороша. В дыме её кристаллов прятался летний вечер и луна-парк. Разумеется, тут снова была Мартышка. Рядом с Мартышкой шёл кто- то большой и прекрасный. Улыбка, тёплые сильные руки, смех. Человек-стена. Выстрелы в тире, запах пороха. Сладкая вата, петушок-леденец. Карусель. И невероятное спокойствие.

Койот мог только мечтать о таком отце.

Полгода назад, в октябре, Койота впервые арестовали. Через два дня отпустили домой, только дома у него уже не было. Мать выставила Койота из норы.

– Ты всегда был таким, – сказала она. – Подонок. Как твой папаша.

Мать аккуратно вычеркнула из своей памяти всё хорошее, что у них было, подумал тогда Койот. Наверное, с отцом она поступила так же.

Конечно, дело было не только в аресте. Лёд – вот что напугало её. Мать, надо отдать ей должное, пару раз пыталась поговорить с Койотом ещё до ареста. Безуспешно. В конце концов она решила, что проще избавиться от сына, чем смириться с хаосом, который тот приносит в её жизнь.

В первую неделю свободного полёта Койот был сам не свой.

С жильём решилось просто: его приютил Скунс.

Хуже было другое. Едва Койот остался без источника финансов, Упырь закрыл кредит.