Лицо графа снова приняло обычное спокойное выражение, глаза несколько утратили блеск и смотрели ясно и холодно.

Он подождал несколько минут, но так как император молчал, то сказал без всякого следа волнения в голосе:

— Ваше Величество ничего больше не изволит приказать?

Император отвечал приветливо:

— Прощайте, граф, будьте уверены в моем искреннем расположении и надейтесь вместе со мной на будущее: возможно, то, чего вы хотите, Бог устроит в грядущее время!

— Я никогда не перестаю надеяться, — сказал граф спокойно, — потому что будущее принадлежит владыке мира!

И с низким поклоном Риверо вышел из кабинета.

Император задумчиво посмотрел ему вслед.

«Им хочется вернуть времена Каноссы! Ошибаются — я не хочу быть слугой Церкви, я хочу бороться и завоевать себе силу и право быть ее защитой. А теперь — за дело!»

Он позвонил.

— Позвать ко мне сию же минуту господина Клиндворта! — приказал он вошедшему камердинеру.

Император сел к столу и принялся торопливо просматривать различные бумаги. Но занятие это было скорее механическим, мысли блуждали далеко, и часто бумаги выпадали из рук, а взгляд терялся задумчиво в пространстве.

Вошел Клиндворт; лицо с опущенными глазами было, как всегда, неподвижное и непроницаемое, руки сложены на груди. Низко поклонившись, советник остановился у двери.

Император отвечал легким кивком.

— Знаете, на что я решился? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо Клиндворта.

— Знаю, Ваше Величество.

— И что вы на это скажете?

— Радуюсь решению Вашего Величества.

Император казался удивленным.

— Вы согласны с тем, что я жертвую Италией?

— Чтобы сохранить Германию, да, — отвечал Клиндворт. — Из Германии можно снова завоевать Италию, из Италии Германию — никогда!

— Но ведь вы были против уступки Италии до войны?

— Точно так, Ваше Величество, — отвечал Клиндворт, — ибо великий Меттерних учил, что никогда не следует отдавать того, что имеешь и можешь удержать за собой. Но если уж необходимо жертвовать, то следует отдавать то, что снова может быть легко приобретено.

— Но в Риме на это посмотрят очень косо, и пожалуй, станут во враждебные ко мне отношения?

— Косо посмотрят — да, но до ссоры не дойдет, так как без Австрии им все?таки не обойтись. Церковь и ее влияние — могущественный фактор в политической жизни, и политическими факторами следует пользоваться, но не давать им овладевать собой — это было одно из основных правил Меттерниха.

Император помолчал в раздумье.

— Но если я отдам Италию, я хочу, чтобы мне заплатили за эту жертву. Считаете ли вы возможным французский союз?

— Надеюсь, — сказал Клиндворт, метнув в императора пристальный взгляд из?под опущенных век, — если дипломатия исполнит свою обязанность!

— Исполнит свою обязанность? — переспросил император. — Любезный Клиндворт, я вас попрошу тотчас же отправиться в Париж и употребить все усилия, чтобы подвинуть императора Наполеона на немедленные деятельные меры!

— Я еду с следующим курьерским поездом, Ваше Величество, — сказал Клиндворт, не моргнув глазом.

— Вы хорошо знаете положение и знаете, чего я хочу?

— Ваше Величество может на меня положиться!

Император долго молчал, барабаня пальцами по столу.

— Что говорят в Вене? — как бы между прочим поинтересовался он наконец.

— Я очень мало забочусь о том, что говорят, — ответил Клиндворт, в то же время украдкой пристально глянув на государя. — Но я все?таки слышал, что настроение в общем спокойное и что все надеются на эрцгерцога Альбрехта и итальянскую армию.

— А не говорят… о моем брате Максимилиане? — спросил император, запнувшись.

Клиндворт опять украдкой взглянул на государя.

— Ничего не слыхал, да и что же говорить?

— Есть люди, — сказал Франц?Иосиф вполголоса, — которые к каждой катастрофе приплетают имя моего брата. — И он опять замолчал, мрачно