такой чудной — быть может, болезнь виновата? Почему же Уилл ей не написал и ни о чем не рассказал?

Но Стелла оживилась, как прежде, и, теребя платье, проговорила:

— Мне о стольком хочется вас расспросить, о стольком рассказать! Как поживает доктор Гаррет? У меня сердце едва не разорвалось от жалости, когда я узнала об этом несчастье! Никогда не забуду, как он был добр ко мне, когда мы приехали в больницу. И не просто добр: он разговаривал со мной, как с равной, ничего от меня не скрывал, не то что остальные. Неужели ему правда больше не суждено оперировать? Я уже была готова согласиться на все его предложения, пусть делает со мной что хочет, но, видимо, теперь об этом и не может быть и речи.

У Коры перехватило дыхание — такую боль причиняла ей мысль о Чертенке.

— Спенсер уверяет, что он поправляется, — с деланой беззаботностью ответила она. — Не так уж сильно его и ранили. Ему же не отрезали палец. А банальной уличной дракой его не возьмешь. Не надо, Фрэнки, не трогай, это не твое. — Мальчик брал серо-голубые камешки с каминной полки и складывал на ковер. Не обращая внимания на мамины слова, Фрэнсис подышал на плоский голыш и потер его о рукав.

— Оставьте, пусть возится: он меня понимает, — сказала Стелла, и обе женщины стали наблюдать, как Фрэнсис выкладывает на ковре семиконечную звезду из камней. Кора заметила, что мальчик время от времени бросает на Стеллу восторженные взгляды, и немало удивилась. — У меня забрали детей, — печально призналась Стелла, на мгновение утратив привычную беспечность, — разумеется, я помню их лица, у меня есть их фотокарточки, но совсем позабыла, как они обвивают мою шею руками, как садятся ко мне на колени. Вот хоть на вашего посмотрю.

Стелла оперлась на изогнутый подлокотник кушетки, и румянец на ее щеках разгорелся ярче. Когда Стелла подняла голову, Кора заметила, что корни ее волос потемнели от пота.

— Но скоро они вернутся, Кэтрин Эмброуз их привезет, — продолжала Стелла и погладила Библию. — Отец небесный посылает нам крест по силам.

— Так и есть, — согласилась Кора.

— А еще говорят, будто бы нашли змея, и оказалось, что это всего-навсего гнилая рыба! — Стелла с заговорщическим видом подалась вперед: — Не верьте им! Вчера ночью на берег в Брайтлингси море выбросило собаку со сломанной шеей, да и дочку Бэнкса так и не нашли…

«С какой радостью она об этом говорит, — удивленно подумала Кора. — Словно хочет, чтобы в Блэкуотере и впрямь завелся змей!» Кора взяла подругу за руку. Что тут скажешь?

— По ночам я слышу его шепот, — продолжала Стелла, — хотя слов никак не разберу…

Глаза Стеллы сверкали, будто она провидела не кару, а спасение. Она что-то записала в тетради, тряхнула головой, словно очнулась от дремоты, и спросила:

— А как Марта поживает? Должно быть, не очень-то рада вернуться в Олдуинтер.

Сплетничать Стелла не разлюбила, и некоторое время они перебирали общих знакомых. Отсутствие Уилла словно заполняло комнату.

Фрэнсис сидел поодаль и, по своему обыкновению, наблюдал за происходящим. Он видел, как Стелла сжимала тетрадь, как гладила голубую обложку, как вдруг оживилась, услышав что-то, сказанное его мамой, и снова стала рассеянной и задумчивой. Время от времени с губ ее срывались странные фразы:

— Недаром же сказано — и вы наверняка со мной согласитесь, — «ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие»,[49] — и тут же добавляла оживленно: — Крэкнелл умер, а Магогу и горя мало: молоко у нее все такое же вкусное.

Мамины глаза потемнели, как бывало всякий раз, когда ее что-то тревожило. Она гладила Стеллу Рэнсом по руке, кивала и ни разу не возразила, только спросила: «Как вам удается заплетать такую красивую косу? Я, как ни старалась, ничего не получается!» — и налила еще чаю.

— Приходите поскорее, — проговорила Стелла, когда Кора поднялась и стала прощаться. — Жаль, что вы разминулись с Уиллом, ну да я передам ему от вас привет. Молодой мистер Сиборн, — Стелла протянула руки к Фрэнсису, — давайте дружить: мы с вами друг друга понимаем как никто. Приходите в гости, приносите ваши сокровища, и сравним, у кого лучше!

Фрэнсис подал ей руку и удивился: до чего горячие ладошки, и какие крохотные, меньше, чем у него!

— У меня есть три пера сойки и куколка бабочки, — ответил он. — Если хотите, завтра принесу.