рассмеялась, словно страшилась, что, начав, не сумеет остановиться. Сколько бы братья ее ни дразнили, сколько бы ни дурачились, она ни разу не улыбнулась. Кора боялась, что новые друзья обвинят ее в том, что случилось, и в том, что Джоанна впала в уныние, но ни Уилл, ни Стелла не видели, как все произошло, а когда им обо всем рассказали, решили, что девчонки — глупые создания, им лишь бы хихикать по пустякам.

Но самое печальное, что Кора утратила прежний живой интерес к Блэкуотеру. Она не думала — о нет! — что это Божья кара, но решила, что, пожалуй, у каждого в глубине души есть тайны, которых лучше не доискиваться. Но вот наконец на лугу показался Люк в обнимку с саквояжем и, завидев ее на пороге, припустил к ней едва не бегом.

Несколькими днями позже, но на той же неделе, Джоанна, сложив руки на коленях, недоверчиво смотрела на черноволосого доктора.

— Не бойся, — бодро говорил он, но его напускное оживление не обмануло девочку. — Делай, что тебе говорят, и все будет хорошо. Расскажите ей, Кора.

Кора, в шарфе с вышитыми птицами, сказала:

— Да-да, он как-то раз проделал со мной такое, и в ту ночь я впервые за многие годы отлично спала.

Они сидели, не зажигая свечей, в самой просторной комнате серого Кориного дома. Шел обложной дождь, и не приходилось рассчитывать, что вскоре распогодится, как после грозы. Джоанна зябла. На большом диване у окна между Корой и Мартой сидела ее мама. Женщины держались за руки, словно на спиритическом сеансе, а не на процедуре, в которой (по утверждению Люка) было не больше тайны, чем в удалении больного зуба.

Из собравшихся только Марта не одобряла мысль подвергнуть девочку гипнозу, чтобы узнать, что же все-таки вызвало «смеховой припадок», как она его называла.

— Для вашего Чертенка мы всего лишь куски мяса, а вы хотите доверить ему сознание и память ребенка? — Марта прогрызла яблоко до зернышек и добавила: — Гипноз! Это всё его выдумки. Даже слова такого нет.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что о гипнозе заговорили только после того, как уладили некоторые вопросы. Мистер Каффин, опасаясь потерять место, за несколько дней подготовил отчет, где перечислил всех девочек, которых затронуло случившееся, их возраст, адрес, род занятий отцов и средний балл успеваемости, а к отчету приложил схему, на которой указал, кто из учениц за какой партой сидел. Он горько жалел, что Кора поселилась в деревне, но, разумеется, ни за что бы в этом не признался. Малышка Хэрриет согласилась ответить на вопросы, сидя у мамы на коленях, и так подробно и красочно описала свернувшегося кольцами змея, который расправил крылья, точно раскрыл зонтик, что общее мнение о ней было таково: милое дитя, но ужасная врунья. Подслушивавший под дверью Фрэнсис не мог понять: если про девочку говорят, что она «ужасная врунья», значит ли это, что она совсем не умеет врать или, наоборот, врет очень уж искусно? Наоми Бэнкс, с которой все и началось, наотрез отказалась что-либо объяснять: понятия не имею, о чем я думала, оставьте меня в покое. Родителям польстило, что их дочерей осмотрел столичный доктор и нашел, что все девочки совершенно здоровы (за исключением шестерых, у которых обнаружил стригущий лишай и тут же его обработал — впрочем, едва ли стригущий лишай мог послужить причиной истерики).

Люк, который за ленчем познакомился со Стеллой Рэнсом — и отметил яркий румянец на ее щеках, — сказал:

— У страха должна быть причина, что-то, что напугало детей. Вопрос лишь в том, как развеять страхи, если девочки не могут или не хотят о них рассказать.

Стелла потеребила голубой браслет на запястье. Этот хмурый лондонский доктор ей уже нравился. «Жаль только, что он так дурен собой», — подумала она.

— Кора говорила, вы практикуете гипноз, — я правильно произнесла это слово? — и что это может помочь Джоанне. Ей наверняка понравится: она любит все новое. Она непременно опишет свой опыт в дневнике.

Люка так и подмывало взять Стеллу за ручку и сказать: о да, конечно, гипноз обязательно поможет, ваша дочь спокойно вспомнит, что видела и слышала в тот день, если, конечно, она что-то видела и слышала, а когда очнется, непременно обретет прежнее доброе расположение духа. Но под доверчивым взглядом ее голубых глаз привычная самоуверенность изменила Люку, и он ответил:

— Повезет — поможет, не повезет — нет, но точно не навредит. — И добавил, почувствовав укол совести: — Мне еще никогда не доводилось применять гипноз к таким юным особам. Быть может, он на нее не подействует и она посмеется надо мной.

— Ах, если бы так! — вздохнула Стелла. — Если б она снова засмеялась!

— Мне под гипнозом казалось, будто меня вычистили изнутри, точно дымоход. — Кора налила себе чаю. — Мне было покойно, я почти не говорила. Бояться нечего, тут нет ничего странного, это всего лишь работа ума. — Чай пролился на блюдце; свет на стене погас. — Мне даже кажется, что когда Джоанна будет наших с вами лет, гипноз настолько войдет в обиход, что возле каждой аптеки и обувной лавки будет по приемной гипнотизера. (Невидимый Уилл неодобрительно взирал на эту сцену из-за ее плеча, но Кора решила не обращать на него внимания.)

— С цветами на подоконниках, — подхватила Стелла, — и секретаршами в белых блузках. Ни у кого больше не будет никаких секретов… вам не жарко? Может, откроем окно? Как бы я хотела снова видеть ее веселой!

Тут Стелла подумала: интересно, что скажет Уилл, который еще не успел познакомиться с доктором и не выказал ни малейшего желания его видеть.