лишь «подожди» и просила поторопиться («Джоджо, я устал, скажи, что там такое?» — «Подожди, сам увидишь»). Они дошли до Края Света. Без Крэкнелла дом совершенно одичал и едва не по крышу ушел в эссекскую глину.

— Еще чуть-чуть, — Джоанна тянула отца за собой, — к Левиафану, там ждет Наоми.

Наконец они увидели блестящие кудряшки Наоми Бэнкс, а чуть поодаль в кругу камней горел костер.

Уилл услышал, как кричат с облегчением чайки, увидев землю, вдохнул соленый воздух со сладковатым душком устричных садков. В ручейках копошились камнешарки, глухо булькали бекасы. Наоми закричала, замахала рукой, и через минуту Уилл увидел, что нашли девочки. В ясном вечернем свете чернела разбитая лодка, густо облепленная ракушками и обмотанная водорослями, так что казалось, будто это какое-то животное уткнулось мордой в гальку.

— Так что же, — произнес Уилл, разглядев на корпусе надпись «ГРЕЙСИ», — получается, Наоми, это была всего-навсего лодка твоего отца?

Та кивнула с такой гордостью, словно лично все это подстроила, и Уилл, наклонившись, пожал девочкам руки.

— Молодцы, — похвалил он. — Впору пожаловать вас в почетные граждане нашего прихода.

И преподобный от всего сердца вознес про себя короткую благодарственную молитву: «Пусть на этом все закончится — и страх, и сплетни, и помрачение рассудка, которое настигло учениц в школе!»

— Пойдем за твоим отцом, Наоми, пора с этим покончить. Подумать только, у нас оказалось целых два змея, и ни один из них и мухи не обидит!

— Бедняжка. — Джоанна присела возле лодки, постучала по дереву и поморщилась: острые ракушки больно кололи костяшки. — Бедняжка, ей бы выходить в море, а она лежит на дне. Смотрите-ка, — вдруг заметила она, — голубые цветы на камнях, как будто их сюда специально положили, и голубые стеклышки.

Подобрав обкатанное морем стекло, Джоанна положила осколок в карман.

— Скорее идем домой, — Уилл потянул ее прочь от лодки, — оглянуться не успеешь, как стемнеет, а ведь надо обо всем рассказать Бэнксу.

Девочки взялись за руки и, довольные собой, ведь они сделали славное дело, зашагали прочь от Блэкуотера.

Кора подняла глаза от книги, которую читала. На пороге стоял Фрэнсис. Он явно бежал: челка прилипла ко лбу, худая грудка под курточкой ходила ходуном. Увидеть его в таком волнении было настолько необычно, что Кора привстала со стула:

— Фрэнки! Фрэнки, что с тобой? Ты не ушибся?

Он помялся у порога, словно не знал, входить или все же не стоит, достал из кармана сложенный лист бумаги, аккуратно его развернул и разгладил о рукав. Затем прижал бумагу к груди и проговорил, глядя на Кору с такой мольбой, какой она раньше не видывала:

— По-моему, я поступил плохо. — Голос его звучал непривычно по-детски, но заплакал Фрэнсис не как ребенок — не всхлипывая и не шмыгая носом.

Кору охватило странное чувство. Казалось, вся боль, которую ей довелось испытать, скопилась и нахлынула, сдавила горло, так что она не сумела вымолвить ни слова.

— Я не хотел ничего такого, — продолжал Фрэнсис, — она попросила меня помочь, она такая добрая, я отдал ей лучшие свои сокровища…

Кора еле удержалась, чтобы не подбежать и не обнять сына, но она не раз так делала и встречала отпор. Лучше подождать, пока он сам подойдет. Кора уселась обратно на стул и спросила:

— Если ты всего лишь хотел помочь, что же в этом плохого?

Сын неожиданно уселся к ней на колени и обвил руками шею; черноволосая голова ловко уместилась между ее щекой и плечом. Кора почувствовала его теплые слезы, его сердечко билось у ее груди!

— Ну а теперь, — она взяла его лицо в ладони, боясь, что вот сейчас он уйдет и никогда уже не вернется, — расскажи мне, что ты такого натворил, и я тебе скажу, как нам быть.

— Это все миссис Рэнсом, — ответил он. — Я хочу тебе показать, но мне нельзя! Я хочу тебе показать, но обещал ей, что никто ничего не узнает!

Фрэнсис разрывался между желанием сдержать слово и рассказать обо всем матери: как ни поверни, все равно что-то будет не так. Он разжал руку, и Кора взяла у него бумагу. Синими чернилами на синем листе было написано: «ЗАВТРА/ШЕСТЬ/ИСПОЛНИТСЯ ВОЛЯ МОЯ!» — а ниже какой-то детский рисунок: длинноволосая женщина лежит, а на нее накатывает волна. Стелла Рэнсом подписала свое имя и добавила: «Надень курточку, а то замерзнешь».

— Боже мой, Стелла… — Кора еле удержалась, чтобы не сбросить Фрэнсиса с колен и не побежать к двери, но что, если сын больше никогда не придет к ней, не кинется в объятия, не кинется ловить ее взгляд? У Коры закружилась голова, и она, борясь с дурнотой, сказала — как будто просто так, как будто его ответ ничего не значил: — Ты с ней пошел к воде? Ты помог ей спуститься?

— Она сказала, что ее зовут домой, — ответил он, — сказала, что ее ждет змей, а я ответил, что там никого нет, а она сказала, что пути Господи неисповедимы и она и так уже зажилась.