Также как и при работе со взрослыми фобиями, здесь применяются бихевиоральные методы, последовательная десенсибилизация, очень эффективным бывает рисуночный метод — когда страхи неоднократно рисуют со многими подробностями, и постепенно они делаются нестрашными и даже смешными.

Сейчас я узнаю, чего же конкретно боится сын моей посетительницы.

— Тут дело в том, что теперь я уже сама боюсь, — глядя в пол, сказала она.

— Чего же вы боитесь?

— Оно все начиналось обычно, лет в шесть: не пойду в темную комнату, оставь мне свет, там за занавеской кто-то прячется, а если оно в окно залетит… Мы его не ругали, не высмеивали, оставляли свет, отодвигали занавески, показывали, что там никого нет, подходили вместе к окну…

— А потом?

— Потом Владик как-то сказал: мама, я понимаю уже, что вы все его не видите. Я, конечно, встревожилась, стала расспрашивать. Он сначала пытался мне объяснить…

— Владику тогда было сколько? Шесть лет? Семь? И что же он вам объяснял?

— Что-то совершенно путаное. Насколько я поняла, есть кто-то или что-то ужасное, и оно всегда здесь, но видеть и ощущать его могут только дети, а взрослые не могут.

— И в чем же ужасность этого «что-то»? Оно чем-то опасно для детей? Для взрослых?

— Этого я не поняла. Мы решили, что это может быть из-за мультфильмов или из-за компьютерных игр, и все это жестко ограничили. И еще Владик тогда пошел в школу, и мы надеялись, что это тоже как-то повлияет: новые впечатления, новые знакомства. И сначала нам казалось, что все так и произошло, как мы предполагали. Он ходил в школу, там у него было и остается все нормально с учебой, появились друзья…

— А теперь?

— Теперь он почти ничего нам не говорит. Видимо, перестал надеяться, что мы поймем. Но оно все никуда не делось, это мы знаем точно. Потому что у нас есть еще дочка, младшая сестра Владика…

— Он ей что-то рассказывает? Показывает?

— Да. У них прекрасные отношения, и она ему полностью доверяет. И она тоже стала бояться, хотя и пытается (видимо, по его наводке) от нас это скрывать. Но ей всего пять лет, и она боится и плачет… И еще: недавно меня вызвала учительница и сказала, что она сама ничего такого ни разу не замечала и у нее лично к Владику никаких претензий нет, но ей пожаловались уже две мамы, и она должна отреагировать. По словам этих матерей (я так и не поняла, почему они не обратились ко мне напрямую), Владик чем-то запугивает их детей, и они (дети) потом не спят по ночам, шарахаются от собственной тени и прочее.

— А чем, собственно, запугивает? Это хоть кому-нибудь известно?

— Я у него спрашивала напрямую, он не отвечает, говорит, что это все ерунда, они (дети-одноклассники) сами к нему пристают. И сестра тоже. Учительница со слов тех родителей рекомендовала нам проконсультироваться у психиатра. Мы сходили. Владик как-то для себя смекнул, что такое психиатр, таращил там честные глаза и говорил, что ничего вообще нету и это они просто играли, а сестру он пугает нарочно, потому что она смешно пугается… Психиатр меня фактически отругал и сказал, чтобы я не накручивала ни себя, ни ребенка.

— Но, может быть, психиатр прав, и все так и есть? Детские игры в «страшилки»? Черная простыня, красное пятно? И нужно просто оставить его, их в покое?

— Если бы… — вздохнула женщина. — Вы даже не представляете, как бы мне хотелось, чтобы все так и было… Но, может быть, вы все-таки поговорите с ним?

— Ну конечно, поговорю.

Почему-то я представляла себе Владика щупленьким, подвижным, быстроглазым. Он оказался крупным, толстым, в очках. Смотрел выжидательно, без агрессии и почти без интереса.

— Оно есть, — сказала я. — Но что оно такое?

— Вы помните? — удивился Владик. — Я думал, все взрослые забывают.

— Ну да, конечно, сейчас! — фыркнула я. — А откуда же тогда берутся все ужастики, и монстры с зомбями, и всякое прочее? Дети их, что ли, пишут и снимают?

— Да, пожалуй… — согласился Владик.

— Обсудим? — предложила я.

Мальчик, поколебавшись, кивнул.

Во-первых, я бесконечно далека от демократизма в отношениях с детьми. Во-вторых, детские страхи — примитивная, в общем-то, вещь. В-третьих, я не первый раз в жизни имела с ними дело. И тем удивительнее мне было обнаружить себя через некоторое время сидящей вместе с Владиком на ковре и