несамостоятельные) на все это соглашаются (иногда даже с облегчением), некоторые — бунтуют.
В последние годы в этом вопросе появился и третий (условно, европейский) путь. Успешные в социальном плане родители живут отдельно, далеко и вообще не допускают бабушек к воспитанию детей, либо предпочитая чисто «мамское» воспитание (женщина не работает, сама сидит дома с ребенком, уделяя ему значительную часть своего времени, что, конечно, было и остается совершенно немыслимым для семей из первого пункта), либо поручая его развитие и уход за ним специально нанятым людям: няням, гувернанткам, приходящим учителям и т. д. Здесь бабушки видят внуков изредка, урывками, во время семейных праздников и, разумеется, никак не могут реализовать свою потребность что-то им передать. Именно от этой категории я и получила письма, зачастую очень эмоционально окрашенные.
«Невестка говорит: а что ему с вами делать? Телевизор смотреть или огурцы полоть? Чему он на вашей даче полезному научится? Пусть лучше в лагерь с английским языком едет или в городе с учителем дополнительно математикой позанимается. Да, я в его математике не понимаю уже, не могу помочь, сижу у себя на веранде и плачу, плачу… А он-то сам и не против, у него тут с детства друзья, они на костер вечером ходят, картошку пекут, на велосипедах на озеро… Но что он против матери…»
«Эти бабушка и дедушка из вашего поста — они, конечно, уникальные люди, раз смогли такое. А что делать обычным?.. Вот внук приезжает к нам раз в неделю и сразу: бабушка, мультики включи! Ему дома не разрешают — школа плюс пять кружков по две штуки в день, а ему всего-то восемь лет. А что мне делать? Отказать? Но должен же он где-то отдыхать? А дочка потом ругается и грозит, что вообще Валечку не привезет…»
«Подскажите, если я не могу и не хочу устраивать народный театр, как ваши герои, чем еще мне привлечь внуков, детей сына — четырех и шести лет? Чем с ними заняться? Поделки они делать не умеют и не любят. Я предлагаю им игры, в которые мы сами в детстве с удовольствием играли, но им неинтересно, они все в своих планшетах. А если я планшеты отбираю, они грозят: мы к тебе больше не приедем. И сын говорит: мама, но если они не хотят, что же я их, заставлять буду? Но так же не должно быть. Помогите, пожалуйста…»
Некий кризис в этом вопросе, пожалуй, действительно налицо. Низы (родители) не всегда хотят, верхи (бабушки и дедушки) не всегда могут. Что делать, уважаемые читатели? Один из возможных из путей в свое время подробно (с примерами) освещался на страницах «Сноба»: не хотят — и не надо! Старшему поколению следует сосредоточиться на своей собственной жизни и получать как можно больше радостей лично для себя: лезть на гору с альпенштоком, заниматься гимнастикой, получить еще одно образование. Но для меня важно: если лезть на гору совсем не хочется и радость видится именно в участии в жизни внуков? В какой форме это можно сделать, учитывая все вызовы современности?
Гены и риски
— Вот совершенно не могу понять, откуда он у нас такой взялся, — сообщила мне рослая моложавая женщина лет пятидесяти. Седина у нее была закрашена ярко-рыжим и виднелась только по гладкому пробору. На губах — такая же яркая помада. — С моей стороны — крестьяне все, на земле трудяги, бабка до последнего дня спину на огороде гнула, и прочие испокон веков так же. Моей бабке ее бабка еще рассказывала, как при крепостном праве все было, при помещиках, наш пращур при реформе деревенским старостой был…
Дело происходило в разгар перестройки, где-то в середине девяностых.
Некрупный, очень подвижный мальчик лет двух с половиной ползал по ковру на четвереньках, хватая разные машинки, и имитировал то какие-то автомобильные маневры, то столкновения между ними.
«Как странно, — размягченно-философски подумала я. — Вот он, и вот — живая, в общем-то, память об отмене крепостного права…»
— Да не об нем же я сейчас речь-то веду! — досадливо махнула рукой женщина, заметив направление моего взгляда. — А об отце евонном, моем, значитца, непутевом сынке!
— Я слушаю вас, — усилием воли я перестала думать об александровских реформах. — Ваш сын…?
— А евонный отец вообще два института закончил. Души это, правда сказать, ему не прибавило, зато ума палата. Ихняя семья на Московском проспекте жила, в сталинском доме, а на завод он к нам с инспекцией приезжал. Я там контролером ОТК работала. И вот.
— Что «вот»? — Я уже поняла, что между бездушным интеллектуалом и ярко-рыжей контролершей с крестьянскими корнями завязался роман, приведший в конце концов к рождению сына. Но, кажется, она хотела сообщить мне еще что-то.
— Его-то семья сразу сказала: забудь, она нам не ровня. А он и рад. Даже денег на аборт, как другие, не предлагал. Но, впрочем, аборты-то у нас бесплатные, от государства, чего ж тогда. Да я и не хотела. Но гены-то должны быть? Вот вы мне скажите: должны быть гены или нет?
— Должны быть, — решительно, ей в тон, подтвердила я. — Гены — должны. Без них никак.
— Вот и я говорю. Должен быть умным от него и трудолюбивым от нас. Я так надеялась. А получилось что? Хорошенький — жуть, все, помню, в коляску заглядывали, умилялись. Но с самого детства — одни от него неприятности. Орал все время, дрался, хулиганил, с ясель самых мне все на него жаловались. И ничем его было не унять…
