— Ну вот. Когда-то эти тамагочи были в жуткой моде, все дети за ними днями напролет ухаживали, а где-то — в Японии, кажется, — какой-то ребенок после смерти своего питомца взял и выпрыгнул из окна… Представляешь, что тогда говорили и писали?..

— Легко! Запретить совсем этих страшных тамагочи!

— А как ты сама думаешь, почему он выпрыгнул?

— Ну, наверное, с ним вообще что-то не так было и он из-за чего угодно мог… Может, в семье… Или с головой…

— Именно. Точка инициации массовой истерии всегда есть. Здесь тоже вроде была какая-то несчастная девочка из депрессивного городка и неблагополучной семьи… Но бог с ней. Ты-то до всего этого про самоубийство говорила. Мать ведь не врет…

— У меня-то — реал, как вы и говорите, — Инга снова спряталась под челку.

— Что в реале?

— Мать, когда с отцом разводилась, была совсем никакая. А я учусь плохо. И она со мной уроки делала. А я не понимаю: математику еще туда-сюда, а русский и английский, правила — так совсем. И память у меня плохая. Так она меня вот так за волосы хватала и по столу возила и орала: чего тут непонятного, бестолочь! Сколько мне еще и с тобой мучиться! Мите, младшему брату, тоже доставалось, но меньше, он малыш все-таки, она старалась сдерживаться… Ну мне и захотелось… чтоб уж никто больше не мучился… Я, конечно, не смогла бы на самом деле, боялась очень, инстинкт, как вы сказали, но хоть просто попугать ее, чтоб отстала… Потому что совсем край был. Я уже совсем ничего не соображала, в школе меня всё больше ругали, подружкам стыдно было признаться, да от двоечников нормальные дети еще и шарахаются. Меня тогда как раз интернет и спас, кстати…

— Как? Расскажи.

— Я там девушку одну встретила. В одной группе (Инга называет конкретную группу в одной из социальных сетей; все понимают, почему я не привожу здесь ее название? — Е. М.). Взрослую уже, ей двадцать три года было. Я пожаловалась, что мать меня как блин уже раскатала, а она мне в ответ рассказала, что у нее тоже родители приблизительно в этом возрасте развелись, а она на отца похожа (я, кстати, тоже, только глаза от мамы) и любила его, и мать ей все время так сквозь зубы цедила: ты такая же никчемная, как твой папаша, и мне в наказание за мою глупость досталась, что я с ним вообще связалась. И ты, как и он, никогда ничего в жизни не добьешься, потому что глупая и слабая. И как она плакала и тоже хотела с собой покончить, а потом решила наоборот: фиг вам всем, — и делала уроки по двенадцать часов, и стала хорошо учиться, и одеваться, и следить за собой, и девочки захотели с ней дружить, и мальчики ухаживали, а теперь она уже институт закончила и работает в хорошей фирме, и с третьего курса подрабатывает и отдельно от матери квартиру с подружкой снимает, и молодой человек у нее в Москве, и на тот год они собираются пожениться… И я тоже должна им всем сказать: фиг вам, не дождетесь! Я ей так благодарна, она ведь меня тогда просто спасла, я с ее помощью зубы стиснула и проползла как- то…

— А теперь?

— Теперь-то мать отошла, давно уже. Она же у нас вообще-то не злая, только нервная. И уроки со мной давно не делает, и мужика себе нашла, и Митька-бандит подрос, в школу пошел, она уже его дрючит. Но, видать, чувство вины ее теперь по случаю нагнало, что ли… — Девочка криво ухмыльнулась. — Вы уж ей как-нибудь объясните про интернет, ладно?

Я выразительно поддернула рукав своего джемпера.

— Да это ерунда, дурость! — отмахнулась Инга. — Как-то тут накатило просто, двоек нахватала, с парнем поссорилась…

— Сброс зеленых крокодильчиков?

— Ну да! (Я поняла, что она знает мой любимый анекдот.) Да мы и помирились уже!

— Ну и слава богу, — кивнула я. — Давай сюда мать, буду с нее зеленых крокодильчиков стряхивать.

— Ваша дочь Инга сказала, что вы вообще-то не злая, просто нервная. Из этого и будем исходить, — сказала я беспокойно ерзающей в кресле женщине. — Начнем, пожалуй, с чувства вины…

Впервые приходящие ко мне родители довольно часто не берут с собой детей. Они хотят поговорить, не отвлекаясь поминутно на хватающего все игрушки подряд малыша, который к тому же хочет то поесть, то попить, то пописать, то просто чтобы мама перестала наконец попусту болтать с этой незнакомой тетей и поиграла с ним. Я, собственно, такие одинокие приходы даже приветствую, тем более что у детей лет до 10–11-ти крайне редко встречаются их собственные психологические проблемы — обычно это проблемы семейных взаимодействий, в которых ведущую роль играют взрослые люди, и они же могут что-то изменить к лучшему. Впрочем, по возрасту моя очередная посетительница вполне могла иметь сына или дочь-подростка или нескольких детей.