Поу кивнул, сглотнул комок в горле. Харрис искал что-то за сиденьем пикапа, будто бы ничего не замечая.

– Позаботься о нем, – попросила мать Харриса.

– Позвони мне вечером, Грейс.

Мать странно смотрела на Харриса, что-то между ними происходило.

Потом Харрис кивнул на переднее сиденье. Перед выездом на главную дорогу он притормозил:

– Тебе придется перебраться назад. Я не хотел, чтобы она видела тебя таким, но в участке нас, наверное, уже ждут федералы, так что мне вдобавок придется надеть на тебя наручники.

Поу послушно подставил руки, пересел в заднюю часть пикапа, за перегородку. Ему почему-то стало спокойнее.

– Теперь понял, что дело серьезное?

– Ага.

– Этот парнишка Инглиш как-то связан с тем, что произошло? Я заезжал к нему сегодня утром, и его отец сказал, что он исчез два дня назад и с тех пор они его не видели.

– Не-а, – ответил Поу.

Харрис с досадой покачал головой:

– Окружной прокурор сожрет тебя с потрохами. Ты рот открыть не успеешь, а он уже знает, что ты скажешь.

– Я не дебил.

– Вообще-то ты дебил, абсолютный. И помни об этом, чтобы дело не стало хуже, если это вообще возможно.

– Да ладно вам.

– Ты должен был сразу прийти ко мне. И тогда ничего этого не случилось бы.

Харрис определенно разозлился. И тогда он тоже разозлился на Харриса.

– Понимаю, ты рассчитываешь на меня, – сказал Харрис. – Но если свидетель тебя опознает, а он, судя по всему, опознает, ты по уши в дерьме. Если повезет, отделаешься двадцатью пятью годами, но я же сказал, новому прокурору для повышения по службе нужен смертный приговор, и он уверен, что ты – его счастливый билет. Не буду утверждать, что он уже вытянул его, все-таки присяжным нелегко принимать такие решения, но он будет их всячески к этому подталкивать. Просто чтобы ты знал, он очень умный человек и очень хитрый, он будет задницу рвать, лишь бы засадить тебя в камеру смертников. – Харрис помолчал. – Тебя засадить. Не кого-то вообще, а именно тебя. Билли Поу.

– А что говорит свидетель?

– Что щуплый парнишка, думаю, Айзек Инглиш, понял, что назревает драка, и дал деру. А ты остался и начал махать кулаками. И врезал свидетелю по башке, а когда он очнулся, ты уже раскроил голову его дружку Отто Карсону. Тому самому дружку, который теперь покойник.

– А что насчет третьего, который приставил мне нож к горлу?

– О ноже речи не было. И даже если был третий, сейчас он где-нибудь в Канзасе, мало на свете идиотов, чтобы связываться с таким делом.

– Его звали Хесус. Я же сказал, он угрожал мне ножом.

– Ну, свидетель ничего такого не видел.

– Слушайте, свидетель говорит, чего не было, но все должно выясниться.

– Ради своей матери ты должен все мне рассказать, это единственный шанс.

Поу притих. Он думал, что если расскажет Харрису, как все было, это будет правдой, но потом напомнил себе, что все-таки это неправда.

Они ехали вдоль реки, солнечные блики от воды слепили глаза, все вокруг буйно зеленело, на реке кто-то вытягивал сети, лодочка маленькая, пенсионер, балдеет на покое.

Харрис продолжал:

– Знаешь, я ведь нашел ей работу в Филадельфии. Помощник топ-менеджера в офисе прокурора штата. В этом есть некоторая ирония, в свете твоего положения, но она получала бы тридцать четыре тысячи в год, потом пенсию, я уже договорился насчет этого места, но ты был так увлечен футболом, и вообще она не готова разлучать тебя с отцом. Я пытался использовать логику, убеждал, что в футбол можно играть где угодно, а папаша твой всего пару раз за всю жизнь платил алименты. Это было шесть лет назад, когда ты перешел в старшую школу. Она сказала, что уедет, когда ты поступишь в колледж, но потом ты остался дома, сел ей на шею, не смог удержаться даже рабочим на складе.

– Хозяин всех уволил, – буркнул Поу. До этого момента он никак не реагировал на слова Харриса. Они уже въезжали в город. Не нужны ему сейчас поучения, пускай лучше Харрис скажет, как отвечать в полиции штата.

– Твоя мать – очень хорошая женщина, – сказал Харрис. – Ты даже не представляешь, сколько она для тебя сделала.

– Моя мать замужем.

– Брось, твой папаша перетрахал половину баб в городе. Удивительно, что за тобой не бегают два десятка братиков и сестричек.

– Слушай, ты. ты настоящий говнюк, понял?