Впрочем, это я так — брюзжу…
Дверцы лифта, со щелчком распахнулись на моем этаже.
Предвкушая теплый душ и чистую постельку, сладко зевнул.
Да, я не правильный.
Очень, не правильный…
Я, засыпаю, после крепкого кофе.
А димедрол, вызывающий у большинства, сонливость, заставляет бегать меня по потолкам, в приступе гиперактивности.
Снимая с руки часы, автоматически, отметил время — десять минут шестого…
Номер, «вылизанный» горничной, с открытой нараспашку балконной дверью, из-за которой доносился шум просыпающегося города, блистал чистотой и порядком.
На закрытой крышке ноутбука, стоял мой комплект отверток…
— Азия! — Расхохотался я от души.
Тихий шорох, донесшийся до меня из спальни, заставил насторожиться — не люблю, гостей…
Особенно — в спальне…
Особенно — если Меня там нет!
— Да… Вот, *опа, то! — Ляпнул я, рассматривая лежащую в моей постели Наталку. — То не одной, а то — гурьбой! Медом, меня намазали, что-ли? Или, «пока не нужен — никому, а как понадобился — всем?!»
Укрыв Наталку валяющейся на полу простыней, вздохнул и разбудил ее.
— Уходи. Пожалуйста. — Попросил я, глядя в ее затуманенные сном, глаза. — Уходи…
Развернулся и потопал в душ.
Сунув грязную одежду, в стиральную машинку, на быструю стирку, замер, глядя на себя в зеркало.
— Что, опять, вые…ся? — Спросил я у своего отражения. — Вые…ся, придурок.
Включил ледяную воду и сунул под нее голову, отфыркиваясь.
Через минуту, от холодной воды, пошел «гусиной кожей» и вновь посмотрел на свое отражение.
— Если Судьба дает выбор — поступай, по-людски! — Скривился я. — Даже если ты — Экзот.
— Поступай, по-людски… Потому что по-человечески — не получается… А «демократов» и без тебя, хватает! — Брызнув на свое отражение, открыл створку душевой кабины и полез нежиться под тугими струями горячей воды, надеясь хоть так, смыть с себя, плохое настроение.
Чертыхнувшись, вылез и взял бритву.
Мне всегда помогает — бриться.
Словно с обрезками волоса, валится в канализацию вся плесень и накипь, случайных поступков и ложных, надежд.
Хорошо-то как!
Закончив моцион растиранием полотенцем и, обмотав его вокруг бедер, вышел в номер, оставив дверь открытой — пусть, проветрится.
В спальне, снова валялась на полу простыня.
Качая головой, подошел к балконной двери и повернул ручку, закрывая дверь и огораживаясь от всего мира.
Меня обещали не беспокоить до вечера.
Вот и буду — дрыхнуть!
Ибо — заслужил…
Стук в дверь возвестил, что — не заслужил.
Распахнув дверь, обнаружил за ней фройляйн Гешке.
Судя по виду, Анна-Лена, так и не ложилась — одежда на ней была та же, что и на мосту.
— Надо, поговорить… — Фройляйн, прошла в номер, не обращая внимания на то, что ее, собственно говоря, никто не приглашал.
— Андрэ… Вашими рассуждениями, Вы обидели, Вацлава… — Начала она, устроившись в кресле. — Он из беженцев…
— Жесть! И для этого, надо было припереться ко мне в номер, в шесть утра?! — Изумился я. — Сказать, что я обидел беженцев, своими рассуждениями?! Фройляйн, вы меня разочаровываете…
— Вы — нетерпимый, жестокий мальчишка, делающий поспешные выводы и оскорбляющий людей, не задумываясь… — Гешке, уставилась на меня, ожидая ответа.
— И, что?! — Уселся я, в кресло напротив, забыв от злости, что из всей одежды на мне — полотенце. — Пойти, броситься в ноги и начать посыпать голову пеплом?! Знаете, возраст у меня — не мальчишечий…
— А в рубашке — мешок с костями… — Усмехнулась немка, внимательно изучая меня, как собаку перед случкой. — По виду и не скажешь…