Я провел в своей «игле», долгих пять суток, оседлав остатки «Морской осы». Пять суток, за которые, Никто не рискнул оторвать свои задницы и заняться поиском выживших и раненных!

Только позавчера, когда из провала выскочил первый линкор соединения, руководство станций рискнуло выйти из-под своей защиты.

Последний «глиссер» мы валили уже своими телами — тяжелые ракеты закончились, а наши коррект — аннигиляторы годились лишь на близких дистанциях…

— Лейтенант?!

— Пошла вон. — Максимально спокойно, вновь отвечаю флотскому психологу.

Надеюсь, мое личное дело они уже изучили.

Рыжая капитан от психологии, покраснела от гнева и решила пойти на пролом.

Зря.

Через минуту Маме Камилле пришлось снова вызывать, правда, не медиков — техников, которые и сняли психушку с люстры, под потолком.

А что?! Там, между прочим, тоже было свободное место!

Пыльновато, конечно, только это проблема Мамы Камиллы, а не моя.

«Игла» шла на острие атаки, расчищая моим… Друзьям? Коллегам? Дорогу к последнему эмиттеру силового поля, сбив который мы оголяли броню в районе основного реактора…

От касательного удара болванкой по левой стороне истребителя, сбрившего крылышко, на котором торчало восемь пустых пилонов для ракет, «Иглу» закрутило и моя очередь ушла в молоко.

Хорошо, не совсем в молоко — бортовой искин, успел рассчитать траекторию и расстрелял турель, от которой я получил гостинец.

В следующее мгновение серебристая птичка «Иглы» коснулась защитного поля и лишилась второго крыла и части хвостового оперения — «Иглы» до сих пор делают многофункциональными, как для космоса, так и для атмосферы.

Пузырь силового поля, съев лишка массы, из фиолетового превратился в зеленый — самое удобное время, врезать, чтобы он лопнул.

Мой ведомый так и сделал.

Эмиттер взорвался, отфутболив меня на орудийную башню, медленно поворачивающуюся в сторону ближайшего объекта.

На этой башне я оставил свой маршевый двигатель — один пес, летать на нем я уже не мог, лишившись дюз, а расстрелять, сбивая наводку — мог запросто!

Видимо, снаряд уже бежал по стволу, когда двигатель, прилипший к металлу, наконец-то взорвался.

Ствол развернуло цикорием и мне ощутимо наподдало под брюхо, выкидывая в открытый космос.

Я с ужасом наблюдал за разворачивающейся в мою сторону турелью, чей выстрел должен был поставить точку в моей летной карьере.

Свезло.

Командир «глиссера», понимая, что «Иглы» его сделали — отдал приказ на самоликвидацию.

Я еще видел, как на месте реактора начал вырастать пузырь яркого света, жадно заглатывающего моих друзей — сослуживцев.

Оторванная башня прикрыла меня от испепеляющего взрыва.

В себя я пришел куском мяса, с вытекшим глазом, смятой правой стороной кокпита истребителя и в полной тишине.

На мои запросы, вопли — ничего!

На маневровых, за сутки, добрался до надстройки — «последней надежды», как ее называли на «Морской осе».

Полностью автоматизированная ремонтно-восстановительная станция, гостеприимно втянула меня в свое нутро — простреленное и искалеченное. Ни о каком ремонте можно было и не мечтать — внутри все превратилось в кучу перемешавшегося железа.

Ни атмосферы, ни связи, ни единой живой души.

Только одноразовый кокон выживания пилота, который и принял меня в свои теплые объятия, предупредив, что его ресурса хватит только на то, чтобы восстановить мне глаз, да ввести болеутоляющее…

— Еще водки? — Мама Камилла, высокая, выше меня на целую голову, черноволосая и кареглазая тарийка, стояла рядом с моим столиком, с бутылкой в руках. — Или, компании?

— Да, непьющий, я. — Со вздохом признался я. — И хочется. И помянуть — надо. А — не могу. Ты прости, Мама Камилла, за все… Пошел я, наверное… Зря я приперся, только народ тебе распугал.

— Распугал. Факт. — Тарийка свинтила колпачок с горлышка бутылки и отхлебнула прямо из горла, как сок. — Не знала бы Вас, землян — убила бы!

— Интересно, — пробормотал я себе под нос, по-русски, — почему каждый Ити считает, что он знает Землян?!

— Я — не каждый! — Мама Камилла угостила меня легким подзатыльником, придержав свою руку, способную за один удар проломить стопку кирпичей, высотой мне по пояс. — Впрочем, ты прав — каждый экстратерриториал действительно мнит себя знатоком Земли. На свою голову.