— Тридцать три года! — Выпучил я глаза. — Это, еще можно — пить?!

Сорвав, крышку за ушко, Михалыч поднес горлышко к носу.

— Это — Нужно! Пить! — Провозгласил он, разливая водку по стопкам. — Экспортная «Столичная» — это вам не перестроечный… «Распутин»!

«Огненная вода», пылающей рекой обожгла язык и рухнула вниз, по пищеводу.

Стало, значительнее, теплее…

Занюхав, «первую», корочкой, Михалыч разлил по второй.

— Эх, слеза благодатная! — Крякнул бригадир, опрокидывая вторую стопку.

Без закуски.

Ввалившегося в забегаловку Мэдведя, с девушкой на руках, мы встретили уже изрядно «готовые».

Полиция продолжала сидеть за соседним столиком, потягивая кофе и глядя на нас — волками.

Переходить «рамки», мы с Михалычем и не собирались, но позлить «бюргеров»…

Почему бы и нет?!

Ванечка, в бело-голубом лыжном костюме и ядовито-желтыми очками на лбу, нежно усадил девушку на высокий табурет и принялся что-то объяснять оживившемуся бармену, на дикой смеси английского, немецкого и русского.

Бармен его не понимал и пытался узнать, что случилось, у девушки.

У девушки, которая одновременно — хохотала и загибалась от боли!

— На меня, смотри! — Рычал Ваня. — Э-э-э… Нид доктор! Ферштейн? Фор брокен бонес, доктор! Один — сюда, а второй…

— Для первого! — Перебил его Михалыч.

— Бригадир! — Обрадовался Ванечка. — Скажи этой морде, немецкой, что врач, нужен! А то, я за себя не отвечаю!

Девушка, отсмеявшись, сделала глубокий вдох-выдох и на одном дыхании поведала, что этот смешной русский, при спуске с горы, умудрился разогнаться до такой скорости, что их с подругой, просто сдуло с трассы. От неожиданности, она упала и потянула ногу, а ее подруга — бросившаяся догонять русского — кажется, сломала обе руки… После того, как русский «выдернул» ее за руки из сугроба!

К концу двух минутной истории, Ваня стоял красный, как помидор.

Полицейские, услышав историю, тут же оживились — не зря они почти час просидели на своих задницах! Хоть что-то, пусть и не прямо здесь, но — случилось!

— Вы будете предъявлять обвинение?! — Взрослый коп, попытался плечом отодвинуть Ваню от девушки.

С таким же успехом, он мог попытаться отодвинуть танк…

Ваня шумно засопел, но с места не сдвинулся.

— Нет! — Покачала головой девушка, расстегивая свою красную куртку. — В случившемся есть и наша вина…

Полицейский, пробормотав сквозь зубы что-то о безрассудности молодости, вернулся на свое место.

— Андрей! Может ты — посмотришь?! — Подтолкнул меня локтем Михалыч. — Можешь, ведь!

— Ага… — Усмехнулся я. — В нашей стране, после третьей стопки, каждый первый — терапевт…

— А после пузыря — Травматолог! — Михалыч, махнул рукой, подзывая Марту.

— Фройляйн! Разрешите? — Я присел перед девушкой, аккуратно стягивая лыжную обувь. — Так — больно?

— Инга! Это — Андрей! Наш… — Ваня замер, пытаясь подобрать слово.

— Врач?! — Удивилась девушка.

— Ну… И это — тоже… — Согласился Ваня. — Что там?

— Легкое растяжение… — Вынес я вердикт. — Эластичный бинт и покой. Физиолечение и «сухое» тепло.

— Теперь все то же самое — по-русски! — Ваня вновь шмыгнул носом, на этот раз — угрожающе.

— Бинт у меня в кармане куртки! — Инга с интересом пробовала двигать стопой. — Странно… Сейчас болит гораздо меньше…

— Испуг и шоковое состояние… — Подмигнул я, требовательно протянув руку. — Давайте бинт — сделаю повязку.

Закатав штанину и сняв теплые носки, быстро закатал ногу в эластичный бинт.

— Спасибо! — Инга настойчиво пыталась перехватить мой взгляд. — Совсем не больно!

— Ваня! Неси девушку за наш стол! — Распорядился бригадир. — А сам, дуй за второй, где ты там ее бросил…

В глазах Инги промелькнул испуг.

А, когда Ванечка нежно опустил ее на стул за нашим столиком, испуг перерос в панику!

На столе громоздилась третья бутылка «Столичной» — пустые, Лепажный запретил уносить — любовался датой выпуска, извращенец!

Мясная нарезка, жалкие останки двух жареных куриц, пироги с грибами, навязанные нам Мартой, черный хлеб и сало!

А огурцы, фройляйн так и не принесла.