— Водку. Бутылку. — По-русски потребовал Михалыч. — Черный хлеб. Лук и сало…

Официантка — поняла…

На ее лице, не обезображенном косметикой, отразилась такая гамма чувств, что стало понятно — уже встречалась… С подобным заказом…

— Осмелюсь предложить… — Набрала женщина полную грудь воздуха. — Есть, свежие пироги и…

Взгляд, который бросил на нее Михалыч — расставил все по своим местам.

— Милая Марта! — Прочел имя на бейдже, бригадир. — Мы не жрать сюда пришли… А — нажраться! Вдребезгу!

— Я, вызову полицию! — Предупредила официантка, делая знак бармену.

— Ага. И — «скорую помощь»! — Михалыч с удовольствием откинулся на спинку лавки. — Заодно, пожарных, до кучи… Только, сперва, заказ — принесите!

Марта, обернулась в мою сторону.

— Водки. — Подтвердил я. — И, огурчика, соленого…

— Соленых — нет! — В голосе Марты, звучали настоящие нотки паники, а в глазах — горел транспарант: «Русские Сволочи»!

— Зря. — Улыбнулся я. — Маринованным и убить, можно…

Официантку сдуло…

Полиция приехала быстрее, чем нам принесли заказ!

Два офицера, старый и молодой, пронеслись по залу, как два вихря и замерли.

— О! Смотри, Андрей! — Подмигнул мне Михалыч. — Европейская культура, в своем, ярчайшем, проявлении! Заказа еще нет, а полиция — уже есть!

— Не троньте Европу, Николай Михайлович! — Усмехнулся я. — Они уже привыкли, продавать — подороже — хомно и покупать — дешевле — хорошее! Как магазинчик, герра Штайера, это и подтвердил! А наш заказ… Может быть, фройляйн Марта, не очень хорошо понимает русский язык?!

— Ага! — Многозначительно пригладил усы, бригадир. — А, переспросить — Христос, язык, выдернул?!

— Может быть — испугалась, что своей просьбой, оскорбит, кого-нибудь?!

— Ну, кофе-то, можно принести?! — Рассмеялся Михалыч. — Или и это тоже — оскорбление чувств?!

— Ага… Кофе!

Дружески подшучивая, мы, тем не менее, внимательно наблюдали за полицейскими.

Понимая, что кроме «оскорблений» они ничего пока не услышат, полицейские уселись за соседний столик и превратились в слух.

Марта, видя такой расклад, поспешила вынести из кухни, наш заказ.

Расставляя на столе водку, сало, черный хлеб и лук, она, то и дело поглядывала на полицейских, которые, в свою очередь, делали ей успокаивающие знаки.

— Марта! — Остановил официантку, Михалыч. — Я, просил — водку! Вы, в курсе, что это такое?

Женщина дернулась в сторону полицейских, но — остановилась и кивнула головой, в ответ.

— Тогда, Марта, будьте так добры, унесите свой шнапс и принесите водку! — Михалыч очень любезно улыбнулся. — Или в Вашем, сраном городишке, так не любят русских, что готовы лишиться прибыли?! Или — считаете, что все русские — одинаковы?!

— Михалыч… — Остановил я бригадира. — Не заводись. Это — обычные бюргеры. У них нет, собственной головы — только — телевизор! Наши, сейчас, становятся такими — же… Демократия — свобода от собственного мозга…

Пожилой полицейский, за соседним столиком, возмущенно закряхтел.

Марта, подхватив бутылку шнапса, скрылась за дверью в кухню.

— Демократия, Андрей, это не так уж и плохо… — Михалыч тяжело вздохнул. — Если, с мозгой, дружить…

В ответ на эти слова, засопел молодой полицейский.

— Вот, смотри, мы их — не трогаем! — Бригадир кивнул в сторону сидящих полицейских. — А они нам — рты не затыкают!

— Угу. Как только мы с тобой, Михалыч, раздавим по стопочке — они будут уже наготове — с дубинками и наручниками! — Скривился я. — А, все эти «бюргеры», в случае чего — подтвердят, что мы — напали первыми!

— Эти?! — Лепажный ткнул пальцем в сторону сидящих забулдыг. — Да они, скорее сбегут, при первом же громком звуке! Да еще и скажут, потом: «полиция не справляется!»

Засопели уже оба полицейских.

Марта, наконец-то, принесла запотевшую бутылку «Столичной».

— Ох ты, Мать честная! — Лепажный, рассматривая этикетку, шумно выдохнул. — Это, откуда ж такой раритет — то!?

Сунув бутылку мне в руки, ткнул на дату изготовления.

«1982»!