Может, я все-таки хоть кого-то вдохновил на том собрании?

Я принес ящик в класс. Мелери сидела там, помогала строить нашу платформу для встречи выпускников. Платформа будет шикарная, вот бы наконец увидеть ее готовой.

– Поскорее бы! – сказала Мелери. – Наша платформа будет идеальна.

– Ага, людям понравится! – сказал я и открыл ящик.

В комнате тут же чем-то завоняло. Целый рой мух вылетел наружу и закружил по комнате. Эти люди превратили мой ящик в мусорную корзину.

В нем лежали фантики от конфет, бумажные салфетки, жвачка, недоеденные гамбургеры и остатки чего-то, похожего на жертву подпольного аборта, но никаких работ не было.

– О нет! – воскликнула Мелери. – «Дерьморатурный журнал». – Она указала на боковую сторону ящика, где какой-то урод додумался написать это маркером.

– Как всегда, – сказал я и сел рядом с ней. – Я даже со школьной газетой не могу управиться, какой там литературный журнал?

Я ощутил, как меня охватывает отчаяние. Большая и яркая неоновая вывеска Северо-Западного университета в моих мыслях померкла. Мне показалось, что все кончено, что больше ничего уже не поделаешь. Осталось только сидеть и ждать письма, как прочие. Хуже мне еще не бывало – я почувствовал себя таким же, как все.

– Не суди себя строго, – сказала Мелери. – Если уж ты даже Николаса Форбса и Скотта Томаса убедил писать для «Хроник», тебе все под силу.

– Я их шантажирую, – признался я. – Застукал их, когда они в туалете играли в Льюиса и Кларка. Не спрашивай.

Да, я обещал никому не рассказывать, но это ведь Мелери. Их тайну ни за что не выдаст девчонка, которая до сих пор верит в Санта-Клауса.

– Ой, – сказала Мелери. Она не сразу поняла, что я имел в виду под «Льюисом и Кларком». – Надо же, сколько всего в школе, оказывается, происходит. Я как-то поймала тренера Уокера с Клэр Мэтьюс за тем же самым в раздевалке для мальчиков.

Я подскочил, как перепуганный сурикат.

– Я туда просто так иногда хожу. – Мелери залилась краской.

– Что?! Я думал, она с Джастином, его братом, встречается! – изумился я.

– Да уж, незадача, – сказала Мелери.

Мне тут же представился ужин в доме Уокеров. Клэр сидит между Колином и Джастином. Каждый кладет руку ей на ляжку, и вот они поднимаются все выше, выше и встречаются посередине (эта картина у меня потом целый день из головы не вылезала, как отстойная песня Кеши!).

Хуже того, Мелери тут же показала мне съемку того, что видела. Когда я говорил, что она снимает все, я говорил серьезно.

Это видео могло бы стать самым сексуальным в истории: идеальная болельщица приходит к футбольному тренеру в кабинет после уроков. Увы, оно оказалось, быть может, унылейшим из всего, что я видел в своей жизни: Клэр лежит под Колином и разглядывает свой маникюр, а он дергается, как собака с ревматизмом.

Этого было достаточно, чтобы заставить любого плакать кровавыми слезами и подтвердить все мои взгляды насчет секса в старшей школе.

– Жаль, что они не писатели, – сказала Мелери. – Если бы только они решили написать что-нибудь для литературного журнала, все остальные точно захотели бы тоже. Против такого не попрешь.

Я присмотрелся к ней. Неужели Мелери намекала на то, о чем я подумал?

– Просто наводит на мысль… – продолжала Мелери. – У всех есть тайны, даже у Клэр Мэтьюс.

Точно, намекала!

– Да, наверное, ты права, – согласился я. Не будь я так расстроен из-за собрания, может, и подумал бы дважды, но тогда я мог думать лишь о том, чтобы поскорей выцарапать себе глаза после того видео.

Мы с Мелери закончили рисовать детали для платформы. Когда мы ее соберем, думаю, получится здорово. Даст бог, кто-нибудь завтра ее увидит и захочет вступить в клуб писателей. И, может быть, просто может быть, они захотят еще и написать что-нибудь для литературного журнала.

Три утра, а я не могу заснуть. Никогда в жизни я не был так зол. Едва могу пошевелиться, и остается лишь лежать в кровати, думать… вспоминать… и строить планы.

После всего, что случилось сегодня вечером на встрече выпускников, я уже даже не уверен, что во мне еще осталось что-нибудь человеческое. Я просто существо, сотканное полностью из ярости и стыда. Униженный донельзя, я даже думал, что во мне проявится способность к телекинезу, и я просто их всех там убью. Я бы улыбнулся этой мысли, но разучился улыбаться.