– Ну, ты скажи мне, когда ответ найдешь.

Уолтон прав: кусачая братнина куртка слишком жаркая. Собрав яйца, стаскиваю ее, Уолтон предлагает посидеть в траве.

– И какой же у тебя любимый цвет? – спрашивает он.

– Тебе правда интересно?

– Чего б и нет? – Ириска цокает у него между зубами.

– Ладно. – Никто никогда не задавал мне такой вопрос. Приходится задуматься. Цвет поросячьего ушка, летнее небо на закате, любимые розы Ала… – Хм. Розовый.

– Любимое животное?

– Мой спаниель Тёпа.

– Любимая еда?

– Я славна своим жареным яблочным пирогом.

– Испечешь мне?

Киваю.

– Ловлю на слове. Любимый поэт?

Это простой вопрос.

– Эмили Дикинсон.

– А, – говорит он. – “Не зная времени зари, все двери отперла”.

– “Как птица, в перьях ли она…”

– Отлично! – восклицает он, явно изумленный, что я это стихотворение знаю. – “Иль как девятый вал”.

– Моя учительница подарила мне сборник ее стихов, когда я заканчивала учиться. Этот стих из самых любимых.

Он качает головой.

– Я последнюю часть так и не понял.

– Ну… – Я чуть медлю с толкованием. А ну как не согласится? – Думаю… Думаю, оно означает, что следует оставаться открытым возможности. В каком бы виде та ни явилась.

Кивает.

– А. Да, похоже. А ты?

– Я – что?

– Открыта возможности?

– Не знаю. Надеюсь, да. А ты?

– Стараюсь. Это преодоление. – Рассказывает, что собирается в Гарвард, чтобы потрафить отцу, хотя сам предпочел бы студгородок поменьше, в Боудине. – Но от Гарварда же не отказываются, верно?

– Почему?

– И впрямь – почему, – отзывается он.

– Ты ему нравишься, – говорит Рамона, сверкая глазами. – Забросал меня вопросами: сколько мы с тобой знакомы, есть ли у тебя парень, строгий ли у тебя отец. Хочет знать, что у тебя на уме.

– Что у меня на уме?

– На его счет, глупая. Что ты о нем думаешь.

Вопрос вроде как с подвохом, словно меня попросили ответить на языке, которого я не понимаю.

– Он мне нравится. Мне многие люди нравятся, – осторожно отвечаю я.

Рамона морщит нос.

– А вот и нет. Тебе вообще мало кто нравится.

– Я мало с кем знакома.

– Верно, – говорит она. – Но не лукавь. У тебя сердце тук-тук, когда ты о нем думаешь?

– Рамона, ну серьезно.

– Не делай вид, что тебя это возмущает. Просто ответь на вопрос.

– Ой, ну я не знаю. Может, самую малость.

– Самую малость. Это – “да”.

Лето идет своим чередом, Рамона снует между мной и Уолтоном, как почтовый голубь, носит обрывки новостей, впечатлений, сплетен. Для этой задачи она годится безупречно: Рамона – из тех девиц, чьим беспредельному пылу и уму не находится применения, словно терьеру при хозяине-домоседе.