Запись 78-го года
На панихиде он увидел меня и заплакал.
— Вот видишь, какие у нас новости, — сказал он, плача. — На улице стали убивать.
Адик Агишев, мой сокурсник. К тому времени — известный сценарист. Они с режиссером Эльером Ишмухамедовым — краса и гордость “Узбекфильма”. Знаменитые картины — “Нежность”, “Влюбленные”.
Они — и еще Алик Хамраев — смело делали тогда в Ташкенте “новое кино”.
Нора Рудакова была редактором сценария Адика на “Мосфильме”. И стала вскоре — Нора Агишева. Ушла к нему от мужа с маленькой Ирой. Они были счастливы. Потом она стала работать в Союзе.
Ко мне Нора относилась хорошо, дружески и всякий раз приветливо — зазывала в гости к ним на Самаркандский бульвар. И все как-то у меня не получалось прийти.
Первый раз я пришел в эту квартиру на двадцатый день после ее гибели.
Пришел я туда — на поминки — вместе с двумя нашими сокурсниками, Борей Сааковым и Юрой Аветиковым, вместе с Тимуром Зульфикаровым и Володей Фараджевым.
Мы все сидели за столом. Маленькая мрачная девочка вышла из соседней комнаты. Оказалось, ее зовут Катя. Она никак не могла понять, почему среди этих чужих людей нет ее бабушки. Ира то уходила на кухню, то снова возвращалась к столу. И вдруг присела на стул рядом со мной. А ведь могла бы сесть на другой стул. Потом — мы часто вспоминаем этот день — признавалась: ей как-то необъяснимо захотелось сесть именно так, а не иначе.
Пошли — недалеко — на Кузьминское кладбище. Участок номер 92.
Не счесть, сколько раз за прошедшие годы приходили мы потом на эту могилу. Но тогда… Я стоял на дорожке напротив ограды. Ира — с другой стороны — опустилась на колени, чтобы поправить на еще свежем холмике цветы. Лицом ко мне.
Горестно-прекрасное лицо. Утешить и защитить.
Мы возвращались всей компанией уже поздно вечером. На площади Восстания, там, где сейчас Культурный центр имени Чайковского, была стоянка такси. Ждем. Лицо не дает мне покоя. Я — с внешне равнодушным интересом — спрашиваю у ребят, которые лучше меня знают эту семью. Она замужем? Да, но они не очень хорошо живут с отцом девочки.
Потом Ира рассказала: когда все ушли, она спросила у Агишева:
— А что, этот Паша Финн — он женат?
— Да, — ответил он. — Но, кажется, они не очень хорошо живут.
А тогда — на стоянке — я вдруг говорю, ни к кому особенно не обращаясь:
— Счастлив будет тот, с кем она свяжет свою жизнь.
Мгновения жизни надо ловить, как вспышки света в темноте.
Никогда раньше со мной такого не было. Не могу работать. Мне тесно и невыносимо в моем номере в Матвеевском. Я загадочен в разговорах с друзьями. Наконец не выдерживаю, звоню Адику и прошу отпустить со мной “твоих девочек”, я хочу их как-нибудь развлечь. Он еще совершенно не предполагает развития сюжета. Да и кто бы мог предположить?
Веду Иру и Катьку в зоопарк. Катька со мной строга, но все-таки милостиво садится ко мне на шею, чтобы сверху посмотреть на моржа Барона, важно показывающего из воды свою колючую физиономию.
Уже — после всех издевательств и наших с Авербахом мытарств — готов фильм “Объяснение в любви”. Звоню Ире. Она работала тогда в художественном “салоне по экспорту” на Смоленской площади. Спрашиваю, может ли она прийти днем в Союз. Пауза, она соображает.
— А в какое время? Потому что у меня сегодня партийное собрание.
Тут уже пауза с моей стороны. В голове проносится: все равно, чувство сильнее, пусть так, в конце концов, они же тоже люди…
— Надеюсь, открытое? — спрашиваю я с душевным трепетом.
И вот в маленьком просмотровом зале на первом этаже Союза показываю совершенно беспартийной Ире “Объяснение”. Чтобы, черт возьми, знала, с кем имеет дело. А имеет ли она со мной “дело”? Да, я чувствую это. И она, кажется, тоже.
