Очень уж ловким человеком оказался этот Черный, прямо неуловимый.

— Так, да не так, — покачал головой полицмейстер. — Не человек он, да и не прочий.

— Что вы хотите сказать?

— Есть у Истоминых помимо дара внушать отвагу и оборотная сторона. Через нее мой дед в одиночку плененный из самого Майдара сбежал и до Мглина добрался.

— Ваше высокородие, не томите.

— Постараюсь вкратце. Я говорил вам, что на существ, людей или прочих, без всякой разницы, но дружественно настроенных, а это самое важное, магия действует воодушевляюще. На врагов же, напротив…

— Удручающим действием?

— Именно, вроде апатии. Только все очень сложно. Число существ, на которых Истомин воздействует положительным или отрицательным образом, всегда не должно превышать определенного количества.

— И каково же ваше число?

— Девятнадцать, — признался Истомин. — А вот теперь подумайте. Всего в штурмовой группе было семь филеров, плюс вы и орчук. Всего получается девять. Те, что под окнами, не в счет. Магия действует лишь на тех, кого я вижу.

— Понимаю, — забарабанил Меркулов пальцами по рукояти трости, — магия должна была подействовать на Черного негативным образом.

— Но не подействовала, — чуть ли не шепотом подтвердил Николай Соломонович.

— Тогда действительно странно, — впервые признался Витольд Львович в своей беспомощности. — Кто же тогда Черный?

— А что тут понимать. Этот Черный не человек и не прочий… он нечто.

Черный плащ с шуршанием коснулся стены. Увидел бы кто со стороны — рассмеялся, вот учудил блаженный. Полез за чужим добром в полицмейстерство, таких воров преглупых даже среди транкльванийцев нет, а уж последние умом точно не хвастаются. То, что это тать, сразу ясно. Кто еще через окно влезть пытается?

Только никто не рассмеялся, не удивился и не закричал. Выждал незнакомец удачный момент, когда в Столешниковом переулке ни души не было, да бросился, будто заправский циркач, наверх карабкаться по водосточной трубе. Правда, было видно, что сил у него немного, чуть не сорвался окаянный несколько раз. Уже наверху он не без труда влез в распахнутое окно и тут же задернул его плотной шторой.

Хорошо, что не проходил мимо никто, иначе бы непременно услышали сердитый голос, по всей видимости, хозяина комнаты или кабинета.

— Ты какого черта здесь?! — И уже тише, вдруг поняв, что их могут услышать. — Чего здесь делаешь?

Черный поправил штору, чтобы внутрь теперь не проникал ни один даже малейший лучик солнца, и сел как был, прямо на пол, почему-то ощупывая себя.

— Мне некуда идти. Они сейчас у меня.

— Я же тебя предупреждал!

— Слишком мало времени, я не успел все уничтожить! Не успел собрать вещи!

— Бестолочь, все ведь сделал, чтобы ты ушел… Ладно, что теперь?

— Надо залатать раны, в меня немного попали.

— Твой хозяин говорил, что тебя нельзя убить.

— Каждого можно убить, если знать как, — спокойно ответил Черный, — но можете быть покойны, сердце они не задели. Оно слишком хорошо защищено. Все же для полной поправки необходимо время.

— Время, время, его как раз и нет. Меркулов точно по пятам за тобой идет.

— У него нет ниточек ко мне. Пусть он знает, кто убил Логофета и ограбил музей, но на этом все.

— С этого пса станется. Недооценивал я его, не думал, что так ловок окажется.

— Дайте пару дней, я смогу пробраться к нему ночью и…

— Черт тебя дери, как ты не поймешь, нужен он. С этой святыней тут такая заваруха началась, не получится теперь сухим из воды выйти. А эдакий козел отпущения всегда под рукой должен быть. Подумай только, сын изменника, без году неделя в полицмейстерстве, оказывается замешан в таком громком деле. Никто и носом не поведет, тем более друзей у Меркулова нет почти.

— Аристов, — вымолвил одно слово Черный.

— Что Аристов?

— Вы его подставили. Вряд ли он питает к вам нежные чувства.

— А что мальчишка видел? Ничего. Дело свое он сделал. Будет упрямствовать, себе хуже сделает. Аристов не допустит, чтобы все открылось.

— Одно но, когда Меркулова схватят, то великий князь будет допытываться у него, где на самом деле святыня, — при этих словах Черный засунул