выход к Виллейскому морю был, город-заставу. Подумать только — селение на болотах! Да и делать там что? Ладно бы враг какой у Виллейского моря был, так дальше им Дрежиния владеет, а те издревле славийскими союзниками являлись.

— То есть, — вернул Меркулов Миха на грешную землю, — он остался в городе. И скорее всего, шел к себе домой.

— Все равно место для розыска довольно обширно, — брезгливо переступил Мих через кошку, что терзала дохлую крысу внушительного размеру.

— Это уже не весь Моршан, — парировал Меркулов, — а если хорошенько поразмыслить… Так это и есть та Нижесовская?

Мих кивнул, с сомнением взглянув на узкую сточную канаву, на которую Витольд Львович указывал. Тяжко приходится полукровке, коли он тут живет. С одной стороны, вроде и центр почти, но близость Краснокаменки делала свое дело. Судя по всему, хватало тут всякой швали, среди коей воры и пьяницы не самые последние люди. Жалко. Уж сколько раз орчук видел, что не место красит человека. К примеру, заехал к ним прошлой весной купчишко один, вроде завещание огромное получил. Таким быстро богатеть нельзя, дурные становятся.

На Никольскую понятно за каким лядом полез — через два квартала дома веселые, с женщинами павшими, с компаниями задорными. Ездить недалече. Да и стал своих новых друзей потихоньку в новое жилище перетаскивать после похождений, вино игристое пить, кричать, один раз даже из револьвера стреляли (уж Мих тогда испужался). А народ на Никольской хоть и невысокого происхождения, простой, в общем люд, но себя отстаивать умел. Подступились сначала мужики так, поговорить по-доброму, но купчишко оказался непонятливый. И трех дней не прошло, как подкараулили его, да бока намяли. Тоже без зла, не во хмелю, не сломали даже ничего. Побежал было жаловаться к околоточному, а тот из никольских же. Руками только развел. В общем, съехал этот балагурник. Слышал потом Мих, что, вроде, пырнули его в трактире каком-то, а может, и не он был.

— Нижесовская. Тупиковый переулок.

— Так, знаешь, что нам надо?

— К Его превосходительству, может, отправиться? Рассказать ему все, а? — взмолился орчук.

— Успеется, — лишь отмахнулся титулярный советник. — Нам надо… о, вот.

Витольд Львович указал на ближайший трактир, из которого, точно по условленному сигналу как раз вывалился забулдыга, оглядел окружающее мутным взглядом, явно вспоминая где находится, и направился вниз по Краснокаменке.

— Господин, ежели вы поесть хотите, видел я, что при разговоре с Его высокородием вы к поросенку почти не притронулись, так лучше не тут. Можно попредпочтительное заведение найти, чем энтот трактир.

— Мих, нельзя же все время о еде думать, — отмахнулся титулярный советник и направился к зданию.

Орчук вошел внутрь за господином и понял, что с «трактиром» это он погорячился. Скорее уж кабак дрянного пошиба: полы грязны и липки, столы и из ссохшихся старых досок в разводах, свет тусклый, хотя окон много, да и день на дворе. Повсюду совсем пьяные или попросту хмельные тела. Хотя нет, трактирщик — дюжий толстый мужик с куцей, словно подпаленной, бородой, оказался трезв. Побуравил глазами сначала господина, потом Миха, причем на мундире и сапогах задержался, покумекал нечто, да все же подошел.

— Что Вашему благородию угодно будет?

— Стол, вон тот, у окна, что на улицу выходит, — указал Меркулов.

— Ваше благородие, не извольте гневаться, но у нас тут публика невысокая, из мужиков простых… — замялся хозяин.

— Да, — согласился Витольд Львович, — из тех, кто посреди белого дня пьет. Я вижу. А в чем проблема?

— Вам может здесь показаться скверно. Кухня не Бог весть какая, да и из напитков выбор невелик. Через четыре дома «Интересное место», трактир не в пример лучше нашего. И человеку вашего круга там предпочтительнее будет.

— Нет, благодарю, здесь останусь. Или у вас есть, что скрывать от полиции? Незаконное, к примеру?

Хозяин торопливо замотал головой, всем своим видом говоря: Господь с вами, верой и правдой служу Государю Императору в меру сил и возможностей. А Мих про себя хмыкнул. Уж слишком испугался трактирщик того вопроса, да и ответил прежде, чем господин вопрос свой закончил. Как есть водятся за ним грешки. Нечистого на руку человека от добропорядочного орчук отличить умел.

— Тогда вон за тот стол, будьте любезны, — повторил свой жест Меркулов.

Хозяин мотнул бородой, крикнул полового, худого вихрастого паренька, наказал прислуживать «господам» в первую очередь. Малый сначала покраснел, потом и вовсе с лица спал, но все же понял, чего от него требуется. Забегал, засуетился, тряпкой мокрой по столу повозил (лучше, ясно дело, не стало), а после спросил, чего принести.

— Квасу, любезный, больно жарко сегодня, — присел на колченогий табурет Меркулов, — и еще кое-что.

— Все что угодно, Ваше благородие, — под одобрительный взгляд трактирщика отрапортовал половой.

— Протри с улицы окно. Только на совесть. А то света белого не видно.

Когда половой принес по кружке кваса и отправился наружу, натирать стекло, Меркулов озорно подмигнул орчуку. Мих, начавший свыкаться с добротной едой и должным обращением (как известно, к хорошему привыкают достаточно быстро), не одобрил озорного настроя господина. Он по-прежнему сидел, не решаясь положить руки на стол, не ровен час мундир испачкаешь, и недовольно нюхал квас, отдававший кислым духом.

— Вот началась, Мих, рутина полицейской службы.