– Герой… – бригадир, оглянувшись вокруг, тихо известил деда: – Я чо, паря, за гармонь-то взялся?.. – Бригадир, смущённо покашливая, пуще убавил голос: – «Играй, гармонь!» вот-вот нагрянет в город. И сам!.. – бригадир вознёс палец к небесам, – сам Геннадий Заволокин…
Конюх удивлённо выпучил глаза.
– Но-о?..
Бригадир чиркнул пальцем по горлу:
– Башку даю на отсечение!.. Гадом буду… Начальство уже гармонистов шукает… Наш-то Горыныч отбрехался, говорит: «Одне дураки играют на гармошках… В США сроду на гармошках не играют, дак и умные…»
– Конский Врач подучил… Его рука… Вот блядины дети-то, а!.. «Играй, гармонь!» им поперёк дороги встала…
Бригадир, блаженно глядя за вечереющую околицу, вздохнул:
– Хочу я, Мартемьян Иваныч, спробовать… Попыток – не убыток. Парнем-то, бывало, и в клубе играл… Да вот, паря, беда… – Бригадир сокрушённо вздохнул: – Давненько я, дед, гармошку в руки не брал. Пальцы худо гнутся.
Конюх махнул рукой:
– Ничо-о, Громобоюшко, ничо-о, разыграшься – и пальцы разогнутся. И разогнутся, и разбегутся… Я же помню, в клубе-то наяривал… Ежели чо, Ильюша, ежели оробеешь, выпей для храбрости… А ну-ка, Громобоюшко, сыграй-ка нашу…
– Нашу?.. Можно и нашу.
Бригадир набросил на плечи ремни, подобрал на гармони мелодию и запел, а конюх подтянул:
Конюх слетел с лавки и, помахивая, побрякивая уздой, стал приплясывать, выворачивая затейливые коленца.
Вихлеватой походкой, – похоже, под мухой, – к мужикам подошёл ветеринар Агдам Фрейдович Бухло, в круглых очочках, малорослый, тощий, но губастый, носастый, с бородкой, похожей на мочалку из липового лыка, что шиньгали[174], шиньгали и повышиньгали. Хотя пекло солнце, ветеринар был в долгополом чёрном плаще, широколой чёрной шляпе, и от чёрного облачения хилая и сивая бородка блазнилась серебряной. Еще чудилось, из-под плаща выглядывают и скрипят козлиные копыта… Когда песня про пана иссякла и конюх отпыхался после пляски, ветеринар, поправив очёчки, вдруг козлиным тенорком запел, а коль медведь на ухо наступил, то дико переврал мелодию:
– …А в таверне тихо плачет скрипка, успокаивая нервы мне, а твоя распутная улыбка… Песня таки!.. А ви шо поете, господа конюхи? А то ви поёте, господа конюхи, шо старые дураки пели двести лет назад…
Конюх поздоровался с насмешливым поклоном:
– Конскому Врачу по женским болезням наше с кисточкой.
Конский Врач, не опускаясь до обид, насмешливо глянул на конюха и присел рядом. Конюх брезгливо помахал возле сморщенного носа:
– Ой, не дыши на меня, Агдам Фрейдыч. Закусывать можно…
Конский Врач, поддёрнув пальцем круглые очочки, высокомерно ухмыльнулся:
– Дед Бухтин, и шо ви такой нежный, словно барышня?..
Конюх отмахнулся:
– Ой, отвяжись, худая жись, привяжись, хорошая…
– А шо я хотел спросить вас, Мартемьян Иваныч, ваш сын таки скотником и заправляет, быкам хвосты крутит, навоз таки чистит?
– Не ворует, как иные… Не буду пальцем тыкать… В латаном, да не хватаном.
– А шо я вам скажу за моего сына Моню?.. А я то скажу вам, шо мой Моня уже диссертацию защитил: «Влияние консервативного менталитета русо хомо сапиес на интеллектуальную деградацию нации…»
Конюх почесал затылок и согласно покивал головой:
– Понял… Дак у нас, Агдам Фрейдыч, в деревне случай был аналогичный: корова шла через дорогу, мыкнула – и рога отвалились…
Конский Врач с презрением уставился на сивобородого «русо хомо сапиес».
– Тоже случай был… – сквозь смех вспомнил бригадир. – Учёный хмырь… вроде твоего сынка, Агдам Фрейдыч… накатал труд «Влияние духовых инструментов на духовную жизнь духовенства…». А профессор ему резолюцию шлёп – «На хрена попу гармошка…»
– Нет… – запалив сигарету, сочувственно покачал головой Конский Врач, – шо я до вас хочу сказать?.. А то я хочу до вас сказать, обречённой ви народ. В Америке, Европе – цивилизация, а ви, господа конюхи, как жили в навозе по уши…
Конюх, отмахнувшись от Конского Врача, как от назойливой навозной мухи, попросил бригадира:
– А сыграй-ко, Ильюша, да спой-ко чтой-то эдакое. – Конюх, блаженно прищурившись, покрутил пальцами нечто круглое.