лениво текущими секундами бытия.
Не будет.
Это я поняла через секунду, когда ощутила на плечах руки Эрика. Они рванули меня с места, и я услышала сдавленную, наполненную страхом фразу:
— Внутрь, живо!
А еще через миг ослепило. Вспышка была яркой, движение — молниеносным, и щеку обожгло прикосновением чего-то горячего, незнакомого, инородного.
Чего-то, что…
Я упала на пол, больно ударившись копчиком о паркет. Меня тут же дернули наверх, заслонили спиной. Руки Эрика застыли перед балконной дверью в защитном пассе.
От него пахло силой. Яростью. Желанием драться. И показалось, он сейчас шагнет от меня к окну, а затем сиганет вниз. Туда, где…
Сгустившаяся тишина оглушила. Перед глазами плясали пестрые мошки, я протерла их и быстро поморгала, стараясь убрать дискомфорт.
А потом кто-то закричал. Громко, визгливо, и крик этот спугнул птиц с крыши нашего балкончика. Сизые голуби царапнули шифер, зашуршали крыльями и взмыли ввысь. Они улетели, а кое-что осталось. Оно — это что-то, яркая, светящаяся плеть — цеплялось, будто червяк, за перила, стараясь перемахнуть через них и вползти внутрь, к нам. Эрик оскалился и метнул чистым кеном. Щупалец вздрогнул, приподнялся, как кобра, готовящаяся к прыжку, а затем соскользнул вниз, во двор.
— Алан! — отреагировала я, и Эрик кивнул.
— Собери детей. Отведи в подвал — там почти нет окон. И Гектора найди. Он мне нужен.
Я кивнула и выбежала из спальни, в коридор. Вокруг меня метались люди. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то успокаивал остальных. Детей уже подняли, некоторые даже успели одеться — все же к приходу Хаука мы готовились, хотя и не ждали. Смерти никогда не ждешь, даже если знаешь, что она придет скоро. Всегда стараешься оттянуть это мгновение, когда жизнь перестанет быть привычной и превратится в бессмысленные, тщетные попытки выжить.
Лица, жесты, вопросы — все слилось, завертелось калейдоскопом, мысли рассыпались мелким крошевом — не соберешь. Сосредоточенность, выверенные движения, сдавленные ответы. Взгляды, которые не выдерживаешь и потому отводишь глаза. Сизая муть вокруг, и толстые стены дома уже не кажутся такими надежными.
Я знала, что кто-то погиб. Знала, но боялась спросить, потому что пока имена не всплыли в сознании, эти люди еще живы. Пусть только в моем воображении. Не хотелось думать, что это судный день для нас всех.
Я отвела детей в подвал, как велел Эрик, оставила с ними Дашу и Иру. Последнее, что запомнилось мне, когда я поднималась по склизкой лестнице с крутыми ступенями — ручонки Алана, крепко обнимающие Дашу за шею. Это я должна быть с ним. Я… Только меня никогда нет рядом. Я всегда одной ногой в других мирах. Видения, проклятия, личные проблемы. Понимает ли он, что я — его мать?
Горечь застыла на языке противным налетом, но я все же заставила себя отвести взгляд и переступить порог. Потом, если выживу, подумаю обо всем, сейчас нужно сосредоточиться.
Хаук пришел.
Хаук.
Пришел.
Я катала эти два слово на языке, как заплесневевшие орешки. Кисловатые, их хотелось выплюнуть, избавиться даже от мыслей о Первом охотнике, который до сегодняшнего утра был всего лишь мифом. Далеким, ненастоящим, выдуманным персонажем чьей-то злой сказки.
— Переоденься, — бросил мне на бегу Влад и скрылся за поворотом. Все куда-то спешили, готовились. В гостиной муравьиными кучками суетились хищные и ясновидцы. Гектор с Эриком с серьезными лицами смотрели на улицу — туда, где наверняка находился хозяин светящихся щупалец.
— Хаук пришел, — повторила я вслух и, наконец, поверила. А затем добавила тише, чтобы не спугнуть призрак удачи: — Мы справимся.
Второй этаж опустел. Эхо шагов глухим звуком рикошетило от стен, а оттого тишина, притаившаяся у плинтусов, казалась зловещей. Из окна спальни на меня смотрела мрачная весна. Тучи набежали быстро — я даже не заметила, когда — размыли серым восточный персиковый бок неба, нависли переполненным выменем. Ветер стучал по отливу искореженными когтями ветвей старого клена.
Меня потянуло туда. Не думая, что делаю, я подошла, коснулась пальцами шершавой поверхности подоконника и выглянула вниз.
Клянусь, он смотрел прямо на меня! Будто ждал, будто знал, что именно в тот момент я подойду к окну, чтобы на него взглянуть. Лицо Хаука взрезала полуулыбка-полуоскал, отчего уродливый лиловый шрам изогнулся, как змея, готовая к нападению.
Охотник стоял прямо перед домом, грозовое небо вихрями заворачивало тучи у него над головой, а горящий бледно-желтым, ослепительным светом щупальца извивались вокруг поджарого тела. Длинные, гибкие, как лоза, смертоносные, как яд скорпиона, орудия убийства, длиной метров пятнадцать каждое.
