собирался — черт знает, что на ум придет в пяти минутах от неминуемой гибели.
Дверь снова содрогнулась, но на этот раз без сопровождающих ругательных реплик. Влад предусмотрительно отошел от нее влево, мои кулаки непроизвольно сжались. Херсир, однако, ничуть не удивился.
— За вами? — кивнул мне. — Хитро.
— Это Эрик, и он очень сильный, — подтвердила я.
— Не настолько, чтобы защита не выстояла, — спокойно парировал Первый и шагнул в круг. Вспыхнули свечи, и пламя заплясало на кончиках фитилей. Лидия странно притихла, Богдан сел и скрестил ноги. На меня нахлынула волна внезапного блаженства, и когда Херсир протянул мне руку, я послушно вложила в нее свою ладонь.
Качаются волны, и я качаюсь им в такт. Обволакивает тепло, стираются границы тела. Я уже почти не ощущаю — ни кожи, ни очертаний своих, ни рамок. Только в центре, там, где когда-то был мой живот, бьется сердце мира. Пульсирует, покрываясь светящимся налетом кена.
— Удивительно, — шепчет откуда-то голос, и голос мне знаком. — Ты себя-то видела изнутри?
Видела. Белая пелена ярости. Маленький шарик, наполненный мощью. Не моей — заемной. И эта мощь бьется внутри, требует выхода. Ей все равно, кого убивать. Когда она вырвется наружу, я не смогу ее контролировать. Но пока не время, я это знаю. Откуда? Этот факт мне неизвестен.
Эта же сила побуждает меня очнуться. Я открываю глаза.
Четыре знака стихий. Четыре жертвы — каждая у своего знака.
Хищный, отнимающий кен. Воздух.
Священная земля, дающая нам пропитание. Ясновидец.
Карающий огонь, расплата за грехи. Охотник.
Волнистые линии перед моими глазами. Вода…
— Сама жизнь, — произнес Херсир, будто читая мои мысли. Впрочем, наверное, так и было. — Как ты, Лив.
— Я не Лив!
Контролировать нарастающую злость было сложно. Она дурманила, требуя подчиниться. Побуждала разгромить тут все к чертовой матери. Злость собиралась по крупицам, будто ртуть. Множилась эмоциями людей за дверью. Росла.
— Неважно, — отмахнулся Первый.
Хрустящий шепот, треск поленьев в камине. Сопротивляться дурману сложно, но я держусь из последних сил. На границе забвения и собственной ярости. Разбавляя туман ослепительно белым. Иду на голос в моей голове. Он ведет, не позволяя оступиться.
Очнись, Полина!
Знаю, Барт, знаю. Я должна выжить, чтобы потом умереть. У каждой смерти свое время, и мое еще не пришло. И чтобы не запутаться в дурманящих лабиринтах внушения Херсира, я смотрю на охотника. Ему страшно, но он держится. Богдан — единственный из нас, кто остался в сознании, и оттого ему сложнее всего. Нет эйфории, притупляющей страх.
От дверей летят щепки в священный круг. Опьянение скрадывает звуки, и я не разбираю слов, которые выкрикивает Эрик.
Очнись!
В голове что-то щелкнуло, возвращая меня в реальность.
— Ты умрешь здесь, — вырвалось прежде, чем я смогла обдумать, что и кому говорю.
Херсир покачал головой, не отрывая взгляда от книги.
— Это вряд ли.
— Умрешь, — настойчиво повторила я, отмахиваясь от назойливого влияния Первого, которое значительно усилилось после моей фразы.
Лес, озеро, поросшие мхом камни… Древесная смола. Клубника.
Все это не мое, не со мной. Все давно в прошлом, хоть кто-то и старается его оживить. Тлен. Он просыпается прахом сквозь пальцы, вспыхивает на ладонях ослепительно-белым огнем. — Как только ритуал завершится, защиты не станет. Эрик и остальные войду. А ты умрешь.
— Как только ритуал закончится, ничего уже не будет иметь смысла. Моя смерть в том числе.
— Ты слишком долго живешь один и забыл, что месть всегда бессмысленна.
Херсир замер. И на меня посмотрел. В глазах мелькнул испуг, а влияние ослабло. Поверил? Или перестраховывается?
— Хаук умрет. Лив убьет его.
Молчание. Немой вопрос в глазах, и я смелею. Терять-то все равно уже нечего, кроме Влада, Лидии и, пожалуй, того охотника, который смотрит на меня сейчас со смесью восторга и ненависти во взгляде. Хотя вру, Богдана не жаль.
— Я видела смерть охотника, — продолжила я, — как и твою собственную, если проведешь этот ритуал. А ты ведь совершенно не хочешь терять то, что имеешь, верно?
— Покажи! — потребовал Херсир и отложил книгу в сторону.
