двери своей спальни, не сдержав эмоции, выдохнула злое:

— Стервятники!

И втолкнула меня внутрь.

У нее было уютно. Кровать, накрытая вязаным покрывалом. Римские шторы на окне. Низкий резной комод. Кресло-каталка в углу. И огромный портрет, откуда на нас смотрел Эдмунд Стейнмод. Он лукаво улыбался, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок.

— Как ты? — участливо спросила Даша и усадила меня на кровать.

— Я…

— Влад рассказал мне. Надеюсь, ты не против? А эта… Алиса подслушала. Гадина! Растрепала всем… Извини.

Она крепче сжала мою ладонь. А я растерялась. Она меня не осуждает? Совсем? Или что это — жалость? Ну да, осталось только меня пожалеть.

— Влад в городе, — тем временем продолжала она. — Нет, все хорошо, но он решил, так будет лучше, потому что Эрик… Вернется, а тут… И Андрея — охотника этого твоего — Влад тоже забрал. Эрик, когда злой, может глупостей наделать. Он и тебя хотел забрать, но я отговорила. Тебя Эрик не тронет.

— Осуждаешь? — спросила я, отводя взгляд. Удивительно, но слез не было, хотя Даша смотрела очень жалостливо. В груди только ныло. И поясница. Почему-то когда нервничаю, в последнее время болит. Наверное, нужно врачу показаться.

Потом. Если выживу.

— Нет, — абсолютно серьезно ответила Даша и к моему огромному облегчению руку мою выпустила. — Разве я имею право? Ты — скади. Сестра мне, по сути. Кто я такая, чтобы забрасывать тебя камнями? Все ошибаются.

Поддержки от Даши я ждала меньше всего, поэтому не знала, что сказать. Сидела, слушала ее неумолкаемую трескотню, которой, я теперь была уверена, она хотела отвлечь меня от мрачных мыслей. Даша говорила много. О Владе и его состоянии. Что у него сломано два ребра, но Кирилл уверил, что он быстро пойдет на поправку. Об Андрее, которому теперь не страшно в городе. Охотники приняли условия Гектора, и препятствовать нам не станут. Присоединятся ли они к нам в борьбе с Хауком, неизвестно, но нападать больше не будут, и то радость. Об Алисе, которая встала ни свет, ни заря, и начала распоряжаться в доме, будто она здесь хозяйка.

— Для Алисы это реальный шанс, — усмехнулась я. — Она благодарить меня должна, а не судить.

— Глупости, — строго сказала Даша. — Эрик остынет. Подумаешь, поцелуй… Переживет его гордость!

— Вот уж не думаю, что она переживет.

Гордость у Эрика была живучей. Она сплелась корнями с его яростью, которую выпускать было опасно. Особенно сейчас.

— Эрик тебя любит. Просто он не привык…

— К предательствам? — горько улыбнулась я.

— К тому, что женщина может хотеть кого-то, кроме него. У Эрика никогда до тебя не было конкурентов. Он избалован и уверен в собственной неотразимости. То, что ты выбрала его, удивления в нем не вызвало, а это… Думаю, он растерялся.

— Не только он. Я тоже. Думала, прошло, а оно видишь как…

— Ты в курсе, я всегда была против вас с Эриком. Я знаю Влада с детства, и историю вашу будто бы сама пережила. Мне было трудно. И Эрик — он не умеет с девушками так, чтобы серьезно. Не умел — до тебя. — Она вздохнула сложила руки на коленях. У нее был красивый маникюр. Классический красный, и ногти аккуратно подпилены. На среднем пальце левой руки — кольцо с одиноким камнем. Никаких излишеств. — А потом он изменился. Ты изменила его, понимаешь? Влад мой лучший друг, но я не могу не понимать, что вы с Эриком — пара. Настоящая, с глубокими привязанностями.

— Уже нет.

Мне ли не знать, как легко рвутся путы привязанностей. Чувства — еще не все. Доверие — главное. Доверие — как девственность, его не вернешь.

— Эрик остынет, — повторила Даша, и показалось, она убеждает больше себя, чем меня. — Вот увидишь.

Все же дар убеждения у нее был так себе.

Зато она отлично умела отвлечь. Заболтала. Непринужденно рассказала об их детстве. Об атли, с которыми со скади были дружны. Об Эрике, который до смерти отца был другим. Мягче. Неопытнее. Более открытый миру, он пытался мир постичь. Много читал и ночи проводил в библиотеке. В то время он был слабее — огромную часть кена Эрик получил в результате автоматического наследования. Когда их папа…

На этом моменте Даша запнулась, и глаза ее блеснули, будто она собиралась расплакаться. Сдержалась. Улыбнулась нервно, и мне подумалось, что они с Эриком все же похожи. От схожести этой защемило в груди.

Вина. Горечь, которая шла, казалось, из самой жилы. Чувство потери, которое, как ржавчина, разъедает.

О родителях Даша говорила сбивчиво, яростно. Они были безусловно интересными личностями, и во время ее рассказа я ловила себя на мысли, что жалею о том, что не вышло с ними познакомиться.

Божена — сильнейшая целительница всех времен, если верить летописям. Говорили, она буквально вытаскивала хищных с того света. Прямой